Севильский слепец - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Уилсон cтр.№ 67

Они расстались раньше, чем у Хавьера возникла охота идти домой. Да и хотелось ли ему вообще возвращаться домой в последние дни? Его дом был тюрьмой, комната — камерой, а кровать — дыбой, на которой его терзали каждую ночь. Он бродил по городу, присоединялся к группам людей в залитых светом барах, ставил свое пиво среди их кружек, пока его не замечали и не оттирали.

Он закончил ночные похождения под высокими пальмами и в густой тени массивных гевей на площади перед Музеем изящных искусств. Гудеж шел вовсю, воздух был наполнен запахом гашиша, звяканьем стаканов и рокотом голосов отдыхающих людей.

Отрывки из дневников Франсиско Фалькона

30 июня 1941 года, Сеута

Сегодня днем в мою комнату ввалился Паблито, улегся на постель, скрутил на груди папиросу и закурил ее. Он явно хотел что-то мне сообщить. Я знал это, но, как всегда, его игнорировал. Я рисовал берберку, которую видел утром на базаре. Паблито прямо-таки обдавал меня своим равнодушием. Он жевал папиросу, как курящая корова.

— Мы отправляемся в Россию, — бросил он. — Бить красных. Надрать им задницу на их же земле.

Я отложил карандаш и повернулся к нему.

— С этой инициативой выступил генерал Оргас. Полковнику Эсперансе предложили сформировать полк. Здесь в Сеуте из легиона и стрелков собираются сколотить батальон.

Таким мне запомнилось сообщение Паблито. Банальным. Мне до того все осточертело, что я готов согласиться на все. Так мало произошло в последние несколько лет, что я забыл про этот дневник. Мои рисунки — вот мой дневник. Я отучился писать. Два года уложились в четыре странички. Но разве не таков ритм жизни? Периоды перемен, за которыми следуют долгие периоды привыкания к переменам, пока не почувствуешь, что тебя подмывает снова что-то менять. Единственный мой мотив — скука. Вероятно, и у Паблито тоже, но он прячет ее за антикоммунистической риторикой. В действительности он понятия не имеет о коммунизме.

8 июля 1941 года, Сеута

В порту собралось довольно много провожающих. Генерал Оргас нас всех воодушевил. Если раньше мы этого и не подозревали, то теперь твердо знаем, что мы — политический элемент. (Неужели я теперь изъясняюсь как Оскар?) Форма кое-что говорит о том, что происходит в Мадриде: мы носим красные береты карлистов, голубые рубашки фалангистов и брюки цвета хаки — память о легионе. Роялисты, фашисты и военные — никто не забыт, и все довольны.

Немцы долго стояли у Пиренеев. Ходили слухи, будто они собираются послать ударные силы для взятия Гибралтара, что сильно смахивало на вторжение. Нас отправляли в Россию, чтобы успокоить немцев насчет Испании, сделать вид, что мы на их стороне. Газета сообщает нам, что Сталин самый настоящий враг, но нет никаких упоминаний о нашем вступлении в войну. В общем, ведутся какие-то игры, и мы в них втянуты. У меня было предчувствие обреченности всей этой экспедиции, но за укреплением гавани к нам прибилась стая дельфинов, сопровождавшая нас чуть не до самого Альхесираса, и я счел это хорошим предзнаменованием.

10 июля 1941 года, Севилья

Нас разместили в казармах в южном конце города. Мы всю ночь кутили напропалую, не заплатив ни за одну порцию спиртного. Не так давно некоторые из нас свирепствовали на улицах Трианы. А теперь мы — герои, призванные остановить расползание коммунизма. Пять лет — это вечность в человеческих отношениях.

Несмотря на жуткую жару, Севилья мне нравится. Темные прохладные бары. Люди с короткой памятью и потребностью веселиться. Я думаю, именно здесь стоит жить.

18 июля 1941 года, Графенвёр, Германия

Мы пересели на другой поезд в Эндее в Южной Франции. Французы потрясали кулаками и швыряли камни в вагоны, в которых мы проезжали мимо. Наша первая остановка в Германии — в Карлсруэ. На вокзале было полно народу. Все радостно кричали и распевали «Deutschland, Deutschland uber alles» [77] Поезд засыпали цветами. Теперь мы где-то северо-восточнее Нюрнберга. Погода пасмурная. Новобранцы и большинство guripas [78] уже в унынии: скучают по дому. Мы — ветераны — в унынии оттого, что по последним сведениям «Голубая дивизия», как нас называют, будет не моторизованной, а на конной тяге.

8 августа 1941 года, Графенвёр

У Паблито подбит глаз и рассечена губа. Он любит немцев не больше, чем коммунистов, которых еще не встречал. Солдаты, guripas, отказываются надевать немецкую форму, предпочитая ей свои голубые рубахи и красные береты. Драка разыгралась в городе, в винном погребке. «Они заявили, что мы не умеем ухаживать за своим оружием, — объяснил Паблито. — Но в действительности дело в том, что мы трахаем их баб, и те млеют от удовольствия». Не знаю, найдем ли мы когда-нибудь общий язык с нашими новыми союзниками. Еда у них воняет хуже параши, их табак отдает сеном, вина нет совсем. Полковник Эсперанса получил «студебекер-президент», а нам прислали из Сербии 6000 лошадей. Месяца два понадобилось бы только для того, чтобы обучить животных, а мы отправляемся на фронт в конце месяца. Паблито слышал, что нас бросят прямо на Москву, но я вижу, как смотрят на нас немцы. Они ценят дисциплину, беспрекословное повиновение, порядок и аккуратность. Наше тайное оружие — страстность. Но оно настолько тайное, что им его не распознать. Лишь в бою они поймут, какое пламя бушует в груди каждого guripa. Стоит одному крикнуть: «А mi la Legion!» [79] и все, как один, поднимутся и загонят русских обратно в Сибирь.

27 августа 1941 года, где-то в Польше

Наша слава совратителей местных женщин опередила нас. Нам было запрещено иметь какие бы то ни было отношения с еврейками, которых мы узнаем по желтой звезде, и с польками (паненками). Мы слышали, что 10-я рота 262-го батальона маршировала в знак протеста с прикрепленными к винтовкам надутыми презервативами.

2 сентября 1941 года, Гродно

Первые признаки боевых действий на подходе к Гродно… предместья города сровняли с землей.

В центре полно камней, убирать которые заставили евреев. Они истощены, так как живут впроголодь. Отношение Паблито к немцам с каждым днем становится все более враждебным. Теперь он называет их гадами. Чем ближе мы к фронту, тем грубее делаемся. Паблито увлекся белокурой зеленоглазой паненкой по имени Анна.

12 сентября 1941 года, Ошмяны

Дороги совсем укатали «студебекер» полковника Эсперансы. Недалек тот день, когда полковник будет передвигаться на своих двоих наравне со всеми остальными. На днях подкатил черный «мерседес», из него вылез генерал Муньос Грандес и позавтракал с нами. Паблито и guripas были в восторге. Генерал воодушевляет нас, потому что он один из немногих командиров, которые понимают, каково быть простым солдатом.