Ленина.
Солдаты почетного караула, стерегущие вечный сон великого человека, стояли неподвижно и торжественно, словно живые башни Кремля. Малль, проходя мимо, слегка ссутулился и ускорил шаг.
Его поразила очередь, которую сотрудники милиции оттеснили от входа на время посещения советской святыни иностранным гостем.
– Эти люди, они что – тоже пришли посмотреть на меня, как на вокзале? – неуверенно спросил он «гида».
– Ну уж нет, господин Малль. В Мавзолей живая очередь никогда не прекращается. С открытия его до закрытия мимо тела Ленина людской поток не иссякает каждый день, в будни и в праздники. Вы можете установить здесь кинокамеру и убедиться в этом феномене. Мои слова о святыне не были преувеличением. Тело Ленина должен увидеть каждый советский человек хотя бы раз в жизни. У нас целый научный институт создан только для того, чтобы сохранять его в должном состоянии. Во главе этого института – академик, Герой Советского Союза, имя которого хранится в тайне. – И Пронин торжественно поднял указательный палец.
Выйдя из усыпальницы Ленина, делегация прошла к могилам бойцов революции у Кремлевской стены, постояла в молчании и направилась к автомобилю по аллее между Спасской и Никольской башнями.
Малль был подавлен увиденным. Он сидел, съежившись, на заднем сиденье авто и думал о чем-то своем.
«Ну а теперь – самое время везти дипломата на встречу с писателями, – подумал расчетливый майор Пронин. – Кажется, тревоги генерала Коврова напрасны. Малль сейчас явно не в состоянии заниматься террористической деятельностью».
В Клубе литераторов на улице Воровского было шумно и весело. Здесь витал дух вдохновения. Почетного гостя встретил глава Союза писателей Фадеев, седой, статный, но с потухшими глазами, и провел на сцену, где стояли стол и трибуна. За столом сидели в основном лауреаты Сталинских премий, получившие эти награды недавно. Среди них – писатель Константин Федин, признанный классик молодой советской литературы, поэт Константин Симонов, прославленный автор военных стихов и сам офицер, туркменский поэт Берды Кербабаев, привезенный специально на встречу с Маллем, ленинградский поэт Михаил Дудин… Твардовский, автор «Василия Теркина», сидел в первом ряду партера с видом независимым и отсутствующим, не скрывая своей конфронтации с братьями-писателями. Шолохова с его донской станицы вытащить сюда не удалось. Все писатели и поэты были приглашены на встречу с высоким иностранным гостем после радикальной проверки и длительного инструктажа. Речи, вопросы и ответы были подготовлены заранее. Расписание выступлений выверено до десятков секунд.
Пронин не любил частенько выступающих друг против друга писателей. Он встречался по большей части с теми из них, кто не был признан властями. Зощенко, Андрей Платонов… Из признанных же любил слушать треп поэта и романиста Эренбурга, в меру циника и в меру классика. Но Эренбурга, как человека, много бывавшего и даже жившего за границей, на встречу с Маллем не пригласили, несмотря на то что ему прочили не первую в его карьере Сталинскую премию за роман о войне «Буря». А вот писателя Овалова Пронин лично отговорил от участия в чествовании Малля в Клубе литераторов.
Малль, мрачный и рассеянный после посещения Мавзолея, слушал речи выступающих невнимательно. От них веяло канцелярщиной и скукой. Дух вдохновения потихоньку исчезал из зала, обитого красным кумачом. Пронин тоже не слушал ораторов, он с большим вниманием следил за запонками Малля, но те не меняли своего местоположения. Выступления переводил Андрей Горбунов. Его слова тихо повисали в воздухе, сгущавшемся от скуки.
«Так-так. Наш Малль, наконец-то, увидел изнанку социалистического реализма, – рассуждал про себя майор Пронин, – и, слава богу, ничего из этого не понял, – сделал он вывод. – Вот что значит правильно выбрать последовательность событий. Если бы я сначала привел его на встречу с литераторами, именующими себя инженерами человеческих душ, то и Мавзолей Ленина Малль принял бы за очередную фикцию».
Дипломату все же пришлось произнести небольшую ответную речь, которая была, скорее всего, приготовлена заранее. Этой заготовкой он и воспользовался, в отличие от экспромта, произнесенного на площади перед Белорусским вокзалом, вдохновленный зрелищем многотысячной толпы. Он поблагодарил главу советских писателей и всех собравшихся в зале за теплый прием и интересные речи, сообщил о стремлении к культуре и гуманизму западных представителей изящной словесности, посетовал на недостаточные связи писателей СССР и Швейцарии и пообещал содействовать в дальнейшем этим связям. Последовали бурные и продолжительные аплодисменты, после чего официальная часть была окончена. Но в ресторане Клуба писателей гостей уже ждала батарея бутылок и изысканные закуски.
– Не забывайте, господин Малль, вечером нас ждут в «Славянском базаре». Лучшие советские кулинары колдуют, сочиняя для вас ужин…
– Вы боитесь, что я выдохнусь в этом писательском доме? – Малль устало улыбнулся. – Мы, дипломаты, люди закаленные. Регламентом нас не запугаешь.
Гости расселись в Дубовом зале – по четыре человека вокруг каждого столика. К Пронину, Горбунову и Маллю, по предварительной договоренности, подсадили беллетристку Мариэтту Шагинян, «женское лицо» социалистического реализма. Когда-то, еще в годы Первой империалистической, Мариэтта начинала как поэтесса декадентского направления. Но революция и встреча с Максимом Горьким решили ее судьбу. В Союзе писателей политически грамотную романистку уважали за суровый нрав. В те годы Мариэтта Шагинян еще не пользовалась слуховым аппаратом, но уже плохо слышала и наклоняла голову к собеседнику во время разговора.
– Знакомьтесь. Господин Малль впервые в Советском Союзе. Для более полного знакомства с нашей страной ему, несомненно, понадобится писательский глаз. Зоркий, как у вас, прекрасная Мариэтта.
Пронин неслучайно приказал подсадить к Маллю женщину. Мужчин-писателей он считал завзятыми алкоголиками. Не умеют пить, не держат водочного удара… И так стыда не оберешься – ведь надерутся, несмотря на настойчивые предупреждения компетентных товарищей… Так хотя бы это произойдет не за одним столом с высоким гостем.
– Товарищ Пронин, – Малль просительно взглянул на «главу гидов». – Юргену так одиноко там, среди гениев вашей литературы. Разрешите поставить здесь пятый стул. Столы широкие, места всем хватит.
– Это правильно. У нас еще говорят: в тесноте, да не в обиде.
Пронин сделал знак рукой, и Юргена пригласили за их столик.
– Знакомьтесь, товарищ Шагинян. Это – секретарь господина Малля.
– Секретарь? – Писательница оживилась. – Наверное, молодой человек увлекается литературой. Вы сотрудничаете со швейцарской прессой?
Юрген терпеливо выслушал перевод и, любезно улыбнувшись, ответил:
– Литература – не мой конек, мадам. Я, конечно, получил образование языковеда. Но призвания своего еще не нашел.
– Отчего же, Юрген? Могу вас заверить, господа, у меня еще никогда не было такого расторопного и смышленого секретаря. Верите ли – любое дело в его руках горит, как фломбэ в руках опытного повара. Раньше я буквально изнывал от беспорядка в поступающей корреспонденции. А теперь мой архив преобразился. Никаких проблем! Логика и порядок. Это – бесценное благо для дипломата и общественного деятеля.