Сталинская гвардия. Наследники Вождя - читать онлайн книгу. Автор: Арсений Замостьянов cтр.№ 17

Трудно представить более образцовую советскую биографию. Брежнев всегда оказывался в ореоле победы, при этом не был титаном, оставаясь образцовым коммунистом, одним из когорты, не больше и не меньше.

Но по характеру Брежнев резко отличался от других политиков сталинского закала. В советском синтезе он был антитезой требовательным, хладнокровным, исключительно работоспособным аскетам, на которых предпочитал опираться Сталин. Он был жизнелюбив, во многом легкомыслен и своим политическим успехам обязан не столько трудолюбию, сколько обаянию, умению ладить с людьми. Обязан и рабоче-крестьянской смекалке, которая не раз его выручала. Он не стал выдающимся специалистом ни в одной из отраслей народного хозяйства. Не был неутомимым гением самообразования, как Сталин и Андропов. Брежнев – выдающийся политический артист, не более, но и не менее. Наверное, в ряду сталинских выдвиженцев необходим был и такой эпикуреец-комиссар. Но второго Брежнева система отторгла бы: перебор есть перебор.

Воспоминания Брежнева о детстве и юности называются «Жизнь по заводскому гудку». Истинно советское название. Вот таким рабочим ребятам революция дала возможность вершить судьбами мира. «Кто был ничем – тот станет всем». Конечно, Брежнев не писал воспоминания самостоятельно. Но он любил рассказывать о молодых годах, и авторам удалось ухватить брежневскую психологию. «Мне посчастливилось родиться, вырасти, получить трудовую закалку в рабочей семье, в большом рабочем поселке. Одно из самых ранних, самых сильных впечатлений детства – заводской гудок. Помню: заря только занимается, а отец уже в спецовке, мать провожает его у порога. Ревет басовитый гудок, который, казалось мне, слышен по всей земле. Радио не было, часов рабочие не имели, завод сам созывал их на работу. Первый предупредительный гудок давался в полшестого утра, затем в шесть – на смену, потом в полшестого вечера – предупредительный и опять на работу – в шесть. Народу в нашем Каменском, будущем рабочем городе Днепродзержинске, было тогда двадцать пять тысяч, и весь отсчет времени, весь бытовой уклад, привычки, нравы, сам труд людей – словом, вся жизнь шла по гудку».

Заводской гудок именно при Брежневе стал таким же важным символом элегической пролетарской романтики, как Луна и роза в поэзии. Заводы и фабрики при Брежневе не гудели: пришли более современные средства контроля за режимом предприятий. Гудок был для Брежнева памятью о рабочей юности. Во МХАТе шел спектакль «Сталевары», сакральный для рабоче-крестьянской державы и ненавидимый агрессивными элитариями. Там звучала песня о заводском гудке, которую быстро подхватили эстрадные певцы:

Теперь умолкли поезда

И не кричат автомобили

И, между прочим, навсегда

Гудок фабричный отменили.

Такая тишь над городком,

Таким покоем дышат дали,

А мы не время с тем гудком,

Мы с ним судьбу свою сверяли…

Гудки при Брежневе звучали только в памяти старых рабочих. Но в ноябре 1982-го с заводскими гудками страна проводит Брежнева в последний путь.

Политик, обязанный своим взлетом установке на коллективное управление, Брежнев ценил чувство локтя, любил находиться в гуще народной, как комиссар, учился у народных масс, приглядывался к ним. Это учли авторы воспоминаний. Брежнев в них получился истым коллективистом: «Я быстро одевался и босиком, не поев, бежал вслед за отцом. Если он брал меня за руку, я гордо оглядывался вокруг: вот, дескать, какой вырос большой, уже иду на завод, а мне тогда шел пятый год. Из соседних домов, из боковых улочек и переулков выходили другие рабочие, нас становилось все больше, одеты были почти все в потертые куртки и штаны из грубой «китайки». И мне, помню, очень нравилось шагать вместе со всеми».

Когда умер отец, Брежнев служил в армии, в Забайкалье. О нем остались детские воспоминания:

«Отец был помощником вальцовщика, а сварщиком на нагревательных печах стоял старый рабочий Денис Мазалов. Я его хорошо помню: кряжистый, немногословный, настоящий русский мастеровой. Родом он был из Енакиева, работал прежде в Никополе, на наш завод перебрался уже с большой семьей, и обед ему часто приносила взрослая дочь Наталия. Вот здесь-то, у нагревательных печей, у стана «280», молодые люди и познакомились, а год спустя поженились. Отцу было тогда двадцать восемь лет, матери – двадцать.

Что можно еще сказать о своем происхождении? Родословных рабочие семьи, как известно, не вели. Знаю, что отец, Илья Яковлевич Брежнев, поступил на завод в 1900 году. Он пришел сюда из Курской губернии, из деревни Брежнево Стрелецкого уезда. Название деревни, как и фамилия наша, происходило, надо полагать, от прибрежного ее положения, а возможно, и от понятий «беречь», «оберегать», что вполне согласуется с крестьянским бережным отношением к земле-кормилице. Землю ценили, защищали, берегли, веками поливали ее потом и кровью. Но веками же бедность не покидала людей, иначе не пришлось бы отцу уходить на заработки из родных мест».

Д. Волкогонов, служивший референтом начальника Главпура А. Епишева, вспоминал: «Однажды Епишев показал мне личное дело генерала Брежнева, в котором в одном месте рукой Леонида Ильича было написано, что он украинец, в другом – что русский. – Так кто же он на самом деле? – с иронией спросил меня Алексей Алексеевич». Брежнев утверждал, что корни его – русские. Наверное, можно так сказать: украинская семья русского происхождения.

Найти себя на родном заводе в середине двадцатых Брежнев не мог. Индустрия налаживалась медленно, Юг России был более аграрным, нежели промышленным. И Леонид поступает в курский землеустроительный техникум. В Курске встречает Викторию Денисову, студентку медицинского техникума. Поженились они быстро – как в тогдашних рассказах Зощенко. Но оказалось, что на всю жизнь.

В 1927 году потрясенный Брежнев пишет стихи об убийстве советского дипломата Вацлава Воровского и дарит стихотворение другу – И.И. Евсюкову. Заглавие – «На смерть Воровского!» – Леонид Брежнев пишет с восклицательным знаком. Темперамент!

Это было в Лозанне, где цветут гелиотропы,

сказочно дивные снятся где сны,

в центре культурно-кичливой Европы,

в центре красивой, как сказка, страны.

В зале огромном стиля «Ампиро»

у входа, где плещет струистый фонтан,

собралися вопросы решать всего мира

представители буржуазных культурнейших стран.

Бриллианты, монокли, цилиндры и фраки,

(1 строка в рукописи пропущена)

в петлицах отличия знаки

и запах тончайших роскошных духов.

Длинные речи ненужны, и глупы

громкие фразы о добрых делах.

От наркотика лица бессмысленно тупы,

наглость во взоре и ложь на устах.

На двери внезапно устремились всех взоры,

и замер среди речи английский сэр:

в залу с улыбкой под шум разговора

вошел Воровский – делегат С.С.С.Р.

Шокинг! Позорной культуры, нет лака.