В чертополохе - читать онлайн книгу. Автор: Иван Дорба cтр.№ 55

«Нет, она не завербована, ее бы научили говорить по-другому. Соглашаться, поддакивать, раскаиваться, не поняла, дескать, недооценивала, была под общим наркозом, а теперь разочаровалась», — подумал Околов, чуть улыбаясь.

— Почему ты сказала, что мама умерла? — спросил он.

— Твое появление могло ее убить! Она была очень больна. Вечером ты можешь к ней зайти, я подготовлю ее. Мы живем на…

— Знаю. Но прежде хочу поговорить с тобой и твоим медперсоналом.

— Зачем? Вряд ли ты найдешь с ними общий язык кроме тех, кто продался немцам. Неужели эмиграция потеряла свое русское лицо?

— Я русский, более русский, чем ты, Ксюша. У нас, эмигрантов, это чувство любви к Родине гипертрофировано. Мы прибыли сюда нелегально, чтобы вместе с вами бороться за Россию! За Россию — без немцев и большевиков!

— Что-то я не пойму! Убивать своих, захватывать территорию…

— Я все объясню, докажу. Я…

— Хорошо. Сейчас у меня обход. Часа через два, два с половиной я соберу персонал, а пока извини: больные ждут. — И она направилась к двери. Околов последовал за ней.

* * *

В большой ординаторской собралось довольно много народу: врачи, сестры, няни, санитары, вахтеры, преимущественно женщины. Заметив среди персонала евреев, Околов решил это обыграть.

В преамбуле Ксения Сергеевна объяснила цель их собрания: ее брат, бывший белоэмигрант, проживавший в Югославии, только что прибыл из Берлина, и она полагает, что медперсоналу будет интересно его послушать.

— Господа, граждане, если хотите, товарищи, как к вам обращались прежде, или, наконец, братья и сестры, как взывал к вам последний раз Молотов, когда грянула война, и сам не знаю, как к вам обратиться! А? — Он смолк, после небольшой паузы улыбнулся: — Я эмигрант, представитель Народно-трудового союза. Мы не питаем патологической ненависти к Стране Советов подобно нашим отцам, которые сошли со сцены и по милости которых нас выбросили из России. Целое поколение русских родилось на чужбине и прожило двадцать лет бесправными, нищими, жалкими, отверженными, лелея одну мечту — возвратиться на Родину. Мы хотим разобраться в жизни, которой живет Советский Союз, осмыслить идеалы, к которым вас ведут. Вас обманули! И к чему же вы пришли? Пообещав землю, они загнали крестьян в колхозы, выделив им небольшие приусадебные участки, и судят за то, что собирают колосья, оставшиеся после уборки урожая. У вас отняли свободу… Я неправду говорю?

Кое-кто сдержанно кивал, но большинство смотрели в пол, не поднимая на оратора глаз. Кто-то подал Околову записку. Она шла кружным путем. Денисенко показалось, что писала ее Ксения, потому что Жорж, словно обращаясь к сестре, зачитал записку вслух:

— «Вы демагог! Советский Союз не махновское Гуляй-Поле! После учиненной Гражданской войной разрухи страна превращалась в индустриальную державу. Это требовало железной дисциплины. Вот и все. Здесь все это понимают». — Околов зло ухмыльнулся, потряс бумажкой в воздухе. — Где она, ваша индустриальная держава? Германские войска уже под Москвой! И с большевиками все кончено! Как вам жить дальше? По Марксу? Он увидел в людях лишь эгоизм и предложил ограничить его диктатурой! Мы предлагаем вам солидаризм!…

Денисенко сидел у стены, за спинами людей, наблюдая за собравшимися. Шеи слушавших вытянулись, все что-то ждали от оратора, но, когда Околов заговорил резко, грубо, головы начали втягиваться в плечи, и на губах возникали недобрые ухмылки.

Ксения переглядывалась с сидящим неподалеку мужчиной в белом халате, брезгливо поморщилась, когда мужчина даже похлопал в ладоши словам ее брата. «Дуреха, как себя выдает, — думал Денисенко, — Брат за ней наблюдает». Наконец лицо Ксении посерьезнело, она слушала Жоржа, не выдавая настроения ни единым движением лица.

В голосе Околова зазвучала задушевность:

— Дорогие сограждане! Каждый со своим царем в голове, всякому хочется носить в душе и Бога, иными словами, связь настоящего с прошлым и будущим. Разрушив веру человека в Христа, Аллаха или Иегову, — Околов бросил взгляд на сидящих рядом с Ксенией трех врачей, — большевики убили нравственность!…

Денисенко перевел взгляд на красивую блондинку с пышными волосами и точеными чертами лица, к которой как бы обращался оратор. Пристальный взгляд Алексея заставил молодую женщину повернуться к нему, и тут Денисенко улыбнулся ей. Она поправила волосы и тоже улыбнулась в ответ.

«С ней можно познакомиться», — решил он.

Пожилой человек с обрюзгшим лицом, с хрящеватым носом и глубоко запавшими, чуть раскосыми глазками, сидевший неподалеку от Денисенко, захлопал в ладоши и с ехидством, таящимся в уголках плотно сжатых тонких губ, злобно поглядел на Ксению.

В ординаторской еще кто-то хлопнул в ладоши.

Продолжая аплодировать, пожилой мужчина встал и неторопливо подошел к столу, где сидел Околов.

— Правильно, господин хороший! У меня золотые руки, к работе я охоч, мне денежки давай! А на кой мне ляд грамота почетная! Не хочу я на Доску почета. Хочу заработать деньгу, купить дом, а не обивать пороги — унижаться и просить квартиру. Моя свобода — звонкая монета.

— Немцы тебе ее дадут! — выкрикнула Ксения, не выдержав.

— Сам заработаю! — огрызнулся мужчина и ушел на свое место.

«Этот охотно будет служить немцам, — отметил Денисенко. — Да, сложная здесь обстановка. И почему Ксения ведет себя вызывающе? Неужели она провокатор? Хованский недаром советовал ее проверить!»

День был ясный, солнце поднялось уже высоко, когда Чегодов, Бойчук и фельдшер, оглянувшись последний раз на Злодийвку, двинулись вдоль реки, сами еще ни зная куда.

— Меня зовут Абрам Штольц, фамилия чисто немецкая. Но я еврей и понимаю, что вам со мной будет очень трудно, — неожиданно открылся лекарь. Он положил руку на плечо Бойчука. — Ивана я знаю давно и семью его знаю. А вот вы, господин…

— Олег! — Чегодов приятно ухмыльнулся. — Олег Непомнящий! Будем знакомы. — И он протянул руку.

— Так вот, господин Олег Непомнящий… сгоряча я навязался пойти с вами и теперь сам не знаю, что мне делать? По пути ли нам? — И он остановился. — Нельзя мне в Черновицы!

Справа поблескивает и манит прохладой река, слева зеленеет лес, а далеко впереди синеют горы. Сейчас они не кажутся такими высокими, как зимой, когда шли из Черновиц. В поднебесье летает орел.

Бойчук смотрит на Олега, в глазах вопрос и просьба. А во взгляде Абрама тоска…

— Мне тоже в Черновицах делать нечего, — согласился Чегодов, — давайте решать, куда идти?

— Я б подався о-о-н на ту гирку: там и колиба е и вивци, значит, молоко и мясо буде. Дядькое Панас там чабануэ. А там побачемо. Нимци, шлях их трафив, туды не полизуть… Айда швыдче!

И точно в подтверждение его слов, что надо спешить, где-то недалеко прозвучал выстрел. Пуля сбила над ними ветку колючей облепихи, которая чуть оцарапала ухо Чегодова.