Хануман — это божество в виде большой обезьяны, типа Кинг-Конга. Мы уже знали, что наш водитель почитает его больше всех остальных богов.
— Хануман — это сила, храбрость, мужественность, — продолжал Барат Сыркар. — Но и воздержанность. Хануман никогда не брал в рот спиртного, он не знал женщины. Хануман живет, как должны жить все мужчины.
— Если бы все мужчины жили, как Хануман, род людской должен был давно иссякнуть, — заметил я.
Чем терзаться, ждет нас впереди пост или нет, я был рад поддержать разговор.
Барат Сыркар понял не сразу, но, когда до него дошло, довольно расхохотался, снова блеснув белыми, как на рекламе зубной пасты, зубами.
— Но мы же не можем жить, как боги! На то мы и люди, — философски обошел он сложную дилемму.
Мы теперь ехали по дороге, зажатой между двух бесконечных стен. Но в них были окна — и слева, и справа. Это были два дома, растянувшиеся на сотни метров.
— Вот здесь слева храм Ханумана, — сообщил наш водитель. — Хотите, заедем?
Он явно хотел поклониться своему кумиру.
— В другой раз, — мягко отказался я. — Давайте попробуем до темноты добраться до Агры.
— Мы выехали из Джайпура? — спросила Маша.
— Почти. За этими домами уже начнутся поля.
Из прилегающих к дороге холмов мы выбрались на чистое место. По веренице скопившихся на дороге машин, я сразу понял, что впереди был полицейский пост.
Мы уткнулись в грузовик, на брызговике которого была изображена большая синяя башка с рогами, клыками и вываленным языком.
— Зачем он нарисовал над колесом черта? — спросила Маша.
Умница! Мы не должны были выдавать своего волнения.
— Это не черт, это такой демон, Кал. Он охраняет от плохих людей, — пояснил Барат Сыркар.
— А почему на другом брызговике глаз?
— Где глаз?
Барат Сыркар явно тянул время — он просто не знал ответа.
— Ну, вон он — глаз!
— А, это! Это так, для красоты.
В исполнении нашего водителя это звучало так: «Форрда бьюти!» Но мы уже привыкли.
Мы обсуждали художественные достоинства рисунков и текстов этого передвижного музея, но мысли у меня блуждали в другом месте. Что могли сделать полицейские? Убедившись, что мы — те, кого они ищут, они под каким-либо предлогом задержат машину и вызовут людей в штатском. Официально предпринять что-либо против нас было невозможно. Документы у нас в порядке, законов мы не нарушали. Они, скорее всего, придерутся к нашему водителю и попросят подъехать ненадолго в участок. А дальше что? Ну, побеседуют с нами по душам, задавая каверзные вопросы. А потом?
Но это официальная линия поведения. Если бы контрразведчики собирались придерживаться ее, они вряд ли стали бы стрелять в нас с Машей среди бела дня. Нет, похоже, эти люди настроены решительно! И как тогда они поступят с нами? Похитят? Ну, для начала?
Однако дальше произошло следующее. Мы черепашьим шагом доехали до поста. Он представлял собой полицейскую машину, стоящую на грязной обочине перпендикулярно к дороге. Грамотно, — чтобы можно было мгновенно броситься в погоню в любом направлении. Один из троих полицейских в темно-синей форме обошел нашу Tata и нагнулся к водителю. Из их короткого обмена репликами я понял лишь слово «Агра». Потом Барат Сыркар показал свои права.
Полицейский наклонился еще ниже и сквозь открытое водительское стекло внимательно посмотрел на нас с Машей. Он что-то сказал, явно для передачи нам — возможно, он хотел взглянуть и на наши паспорта тоже. Барат Сыркар что-то ответил полицейскому. Тот вгляделся в нас, кивнул и вернул его права.
Мы тронулись.
— Что произошло? — спросил я Барат Сыркара.
— Из Городского дворца украли серебряную чашу, украшенную драгоценными камнями. Подозревают европейских туристов.
Нормальная версия!
— Он хотел посмотреть наши паспорта?
— Да, но я ему сказал, что мы совсем недавно здесь проезжали. Он посмотрел на вас и сказал: «Да, я помню!»
Я расхохотался. Это была психологическая разрядка.
— Но он же не мог нас помнить!
Я обернулся к Маше — она тоже улыбалась с облегчением.
— И зачем вы сказали, что мы там уже проезжали? — продолжил я.
— Он не мог вас помнить, мы там еще не проезжали, но ведь вы и чашу не воровали! — наставительно произнес Барат Сыркар. — Я всем нам сэкономил время.
Он был доволен собой: между губами снова открылось два ряда ослепительно белых зубов, темная, почти негритянская кожа собралась у глаз пучками мелких морщинок.
— Так советует поступать Хануман? — уточнил я.
— Хануман — это еще и военная хитрость, — заговорщицки подмигивая мне, подтвердил наш водитель.
Часть четвертая
Агра
1
Едва мы с Машей прошли через металлоискатели перед территорией Тадж-Махала, как услышали сбоку:
— Юра! Маша!
Мы оглянулись: нам энергично махали руками мои молодые израильские друзья — Саша и Деби. Пока я целовал Деби, а Саша целомудренно пожимал руку Маше, я искал глазами Фиму.
— А Фима уехал, — сказала Деби и засмеялась.
Саша крепко пожал мне руку и хлопнул по плечу. Вид у него с нашей последней встречи был заметно повеселевшим.
— Я вижу, дела у тебя наладились, — заметил я, когда мы парами — Маша с Деби, а мы с Сашей — двинулись по направлению к восьмому чуду света.
Саша покачал головой — ему до сих пор не верилось в свое счастье.
— Короче, все произошло ровно так, как вы говорили, — с места в карьер начал он. — Деби опять легла между нами, но лицом ко мне. Мы в ту ночь уже не были такими… Ну, мы выпили, конечно… Короче, мы с Деби поболтали шепотом, а как только решили, что Фима заснул, она перелезла ко мне под простыню.
Очень обстоятельный молодой человек! По-моему, ни одного движения не упустил.
— Но Фима не спал, — предположил я.
— Фима не спал. А потом — у нас даже еще ничего не было, мы просто целовались — вдруг вскочил и ушел.
— А вы за ним не побежали, — снова предположил я.
— Нет! Ну, мы звали его, говорили, чтобы он не валял дурака, но он все равно ушел. А утром появился, забрал свои вещи и буркнул нам, что уезжает в Бенарес. Туда знакомые ребята собирались на поезде.
Саша с признательностью посмотрел на меня и хлопнул по спине:
— А ведь если бы вы со мной тогда не поговорили, я был готов в тот же день уехать в Гоа. Все благодаря вам!
— Ерунда! Так постепенно и ты наберешься жизненного опыта и однажды сам поможешь какому-нибудь юному страдальцу.