И наконец, я снова очутился перед полкой с пряностями. Получаемый по почте концентрат хоть и был совершенной пищей для моего организма, но на вкус он походил на протухший обойный клейстер. Без перечной приправы табаско, без горчицы, сиропа или подобных добавок я бы не смог проглотить эту гадость. И я разработал настоящие рецепты и меню – первая порция с тимьяном, перцем, уксусом и солью – вроде как главное блюдо, затем второе, сдобренное кленовым сиропом и кокосовой стружкой на десерт.
Я как раз изучал список ингредиентов на бутылочке с ванильным соусом, когда увидел его – мужчину, который искал меня.
Это, без сомнения, был он. Азиат, предположительно японец. Приземистый, с нервной худобой, черноволосый, с узкими глазами, которые ни с чем не спутаешь, и одетый в несуразный набор абсурдных предметов одежды, которые, может, и являются модными в Токио, но в провинции считаются явной придурью. Он охотился у выхода из супермаркета, подбегал вплотную к тем, кто отходил от кассы, и совал им под нос фотографию формата почтовой открытки.
Я отставил бутылочку на полку. Это было почти невероятно – застать человека прямо посреди его усилий. Он походил на муху, которая снова и снова с разбегу бьётся об оконное стекло и не может взять в толк, что все её старания тщетны. По крайней мере, некоторые из покупателей, к которым он бросался, должны были видеть меня здесь, в магазине, но тот способ, каким он наскакивал на них – слишком назойливо, слишком напористо, слишком близко, – отталкивал людей и заставлял их обращаться в бегство. Я спросил себя, почему он так делает, и решил: это потому, что он вырос в среде другого языка тела, чем принятый в западной цивилизации.
Тем не менее его присутствие было мне, разумеется, неприятно. В конце концов, торговый зал умышленно строится так, что покинуть его можно только через один выход, мимо касс. А я далеко не тот человек, которого можно было бы назвать неприметным; возможность проскользнуть мимо него незамеченным я сразу отбросил.
Итак, я остановился там, где стоял, и наблюдал за этим человеком, который вовсе не собирался прекращать свои попытки; напротив, он, казалось, был решительно настроен держаться до закрытия магазина и спрашивать обо мне каждого покупателя. От него исходила неприятная лихорадочность. Казалось, он явился сюда из мира, где эскалаторы движутся быстрее, автоматические двери раскрываются стремительнее, и каждый не входит в них, а вбегает, и час длится всего пятьдесят минут. Он насилу мог дождаться, когда очередной покупатель расплатится и уложит свои покупки; его пальцы беспокойно шевелились, будто так и чесались подтолкнуть очередного покупателя, поторапливая его к выходу.
Мимо меня проходил директор магазина, худой мужчина с ржаво-рыжими, поседевшими на висках кудрями, и я поймал его за рукав белого халата.
– Могу я вас кое о чём попросить? – сказал я.
Он обратил ко мне слегка нетерпеливый взгляд:
– Да-да, сэр?
– Видите вон того человека у выхода, который донимает ваших покупателей? Он преследует меня. Я хотел вас спросить, нет ли возможности выпроводить его из магазина?
Он вскинул голову, будто сработала автоматика, настроенная на заданную цель.
– Простите? – Он секунду понаблюдал то, что происходило у стеклянных дверей, ведущих на Бридж-стрит, и, казалось, не поверил своим глазам. – Нет, так дело не пойдёт, – прошипел он. – Нет, действительно, так не годится.
С этими словами он понёсся, странно подпрыгивая, мимо очереди к кассе и подскочил к незнакомцу. Тот размахивал своей фотографией, жестикулировал и объяснял, и всё это вплотную к лицу директора магазина, будто собираясь его в следующее мгновение поцеловать. Началась небольшая потасовка, в ходе которой набежали другие служащие магазина и общими силами вытолкали незнакомца на улицу, где разборка продолжилась – на сей раз словесная, но на повышенных тонах.
– Ну и ну, – сказал директор магазина, вернувшись ко мне, всклокоченный и разгорячённый. – Он продолжает своё на улице, но там я не могу ему это запретить. – Он смотрел на меня, возмущённо пыхтя: – Чего ему надо от вас?
– Вы узнали человека на фото, которое он всем показывает?
Он поморгал:
– Нет.
– Мне уже рассказывали про этого мужчину и говорили, что у него есть моя фотография, – объяснил я. – Поэтому я и подозреваю, что он меня ищет.
– А для чего он вас ищет?
– Не знаю. – Я покачал головой. – И совсем не хочу знать.
– Понял. – Ещё раз устремив прищуренный взгляд в сторону происходящего на улице, он нахмурил брови: – Если хотите, я могу выпустить вас через служебный вход.
– Это было бы самое лучшее.
– Но проблема – ваши покупки. – Он посмотрел в мою тележку, оценивая, большой ли урон нанесёт своему товарообороту, пожертвовав упаковкой стирального порошка, бутылочкой малинового сиропа и баночкой горчицы. – Я могу послать вам всё это сегодня вечером на дом. Эти предметы должны пройти через кассу, понимаете?
– Я забрал бы их в понедельник, – предложил я. Ни при каких условиях мне не хотелось давать свой домашний адрес ещё кому-нибудь. Я подёргал свою сумку на ремне: – Здесь только пакет с почты.
Он неохотно кивнул:
– Хорошо. Идёмте.
Я последовал за ним. Мы прошли в заднюю часть магазина, где он открыл мне железную, покрашенную в синий цвет дверь, ведущую в голое, мрачное складское помещение. Там стояли два одиноких поддона с туалетной бумагой. Деловой гул голосов супермаркета стих, как только он закрыл за нами дверь. Он указал мне угол, куда поставить мою тележку.
– Мы упакуем для вас эти вещи в понедельник, – сказал он. – Просто спросите на кассе.
Только теперь я заметил, что его несколько подпрыгивающая походка объяснялась тем, что на правой ноге он носил протез. Проникшись родственным чувством, я последовал за ним – мимо конторского помещения, в котором гудел старый компьютер, вдоль слабоосвещённого коридора с неровным бетонным полом, пока он, наконец, не выпустил меня на улицу ещё из одной железной двери: и я оказался на Стрэнд-стрит, с видом на порт и на первые туристские автобусы выходного дня.
– Большое спасибо, – сказал я и пожал ему руку. Я был ему действительно благодарен за его готовность прийти на помощь. Я уже знал: большинство ирландцев таковы – не задавая лишних вопросов, просто помогают. В это мгновение мне меньше, чем когда-либо, хотелось уезжать отсюда.
– Я с удовольствием пошлю вам покупки, если вы захотите, – повторил он. Казалось, ему было очень важно, чтобы я не расстался со своим малиновым сиропом.
– Спасибо, – сказал я. – Но до понедельника всё потерпит.
Дома у меня ещё оставались кое-какие приправы и немного сахара. Я мог обойтись.
– Ну, тогда приятных выходных, – сказал он.
Шум, с каким за ним закрылась железная дверь, был сродни звуку захлопнувшихся тюремных ворот.