Тема: Переговоры в Мельбурне, СРОЧНО
Mime Version: 1.0
Content Type: text/plain; charset=iso-8859-l
Джон, мне неприятно Вас беспокоить, но переговоры под угрозой! Группа Мёрдок, как я слышал, сделала им новое предложение. Мне больше нечем их удерживать. ПОЖАЛУЙСТА, позвоните мне!
Дон
Было холодно. Холодно и сыро, неприятно, как ни крути. И затылок ломит, невозможно выдержать. Но по крайней мере было уже светло, значит, наступило утро… Стивен резко сел и осмотрелся. Он сидел в своей машине. Почему он сидел в машине? И Юдифь лежала рядом с ним, скрючившись в немыслимой позе на разложенном пассажирском сиденье. Постепенно он всё припомнил – их обратная дорога в ночи… как у него слипались глаза… как Юдифь заснула сидя… Кончилось тем, что он остановился на первой попавшейся площадке для отдыха, разложил сиденья и тоже блаженно заснул.
Теперь затылок его так свело, что позвонки заскрипели, когда он попытался пошевелить шеей. Омерзительное ощущение. Он разминал себе плечо рукой, а другой вытирал запотевшее стекло. Чтобы стёкла запотевали ночью в этой жаркой пустынной стране? Но ночью было холодно, поэтому он так замёрз.
Он посмотрел на часы. Половина седьмого. Когда же они уехали из лаборатории? Наверное, около четырёх. Значит, они проспали около двух с половиной часов. Ну, так он и чувствовал себя. И череп у него гудел от химических испарений в лаборатории.
Юдифь лишь пробормотала что-то во сне, когда он открыл дверцу и вышел, а в машину ворвался свежий воздух тёплого утра и разогнал влажное удушье, заполнявшее её, как мокрая вата. Кажется, она не хотела просыпаться.
Лучше всего, если он сейчас продолжит путь в лагерь. И там – немедленно на походные кровати.
Только немного освежиться. Подвигать руками, размять ноги. Движение на дороге уже очень оживлённое, хотя ещё совсем рано. Воскресное утро. Но здесь Израиль, и воскресенье у них – рабочий день.
И ему надо наконец обдумать, что делать дальше. Какие у них, собственно, есть зацепки. Сегодня Каун хотел начать исследование скелета и инструкции по эксплуатации. Это была гонка, и пока что они шли ноздря в ноздрю. Чувствовать, что твой череп набит стекловатой – не очень хорошая предпосылка для гонки.
Итак, спать. Он снова сел в машину, завёл мотор. Юдифь встрепенулась, приподнялась, но снова скрючилась и заснула, посапывая, когда он тронулся.
* * *
Папа вставал обычно в пять часов утра и после утреннего туалета полчаса молился в своей личной капелле. После этого он полностью одевался – с недавних лет с помощью одного молодого монаха, – прежде чем приступить к завтраку, который он проводил обычно с двумя-тремя кардиналами в маленькой столовой с розовыми обоями за простым деревянным столом. Разговор, по большей части, шёл о служебных делах; на личное времени не оставалось, да и личного уже ничего не было. С годами частная персона, которой Папа был когда-то, перестала существовать.
Скарфаро, естественно, хорошо знал весь распорядок дня Папы. Сам не любитель вставать рано, он всё же незадолго до семи часов уже явился к личному секретарю, который вёл календарь встреч главы церкви, чтобы получить аудиенцию. Секретарём был нелюдимый француз с редкими волосами, лет пятидесяти. Он не знал, какую, собственно, должность занимает Скарфаро. Единственное, что он знал – это то, что Святой Отец велел ему пускать к себе сицилийца в любое время.
Покои Папы были покои средневекового князя. Стены, потолки, полы – всё было предельно роскошным и вычурным. Роскоши было столько, сколько могло вместиться. Бесценные художественные полотна на стенах, дорогая инкрустация на полу, причудливая лепнина на потолке, картины в массивных золочёных рамах, гобелены, люстры, огромная кровать с барочным пологом – и всюду распятия всех размеров, цветов и форм. Ничто из этих предметов не принадлежало человеку, который занимал этот пост, и ничто не носило на себе отпечаток его личности; всё это он унаследовал от своего предшественника и передаст дальше своему преемнику, и если кто-то имел возможность освоиться в этом великолепии, которое поначалу просто оглушало, то человек чувствовал себя здесь скорее как в обжитом музее, чем в уютном доме. Хотя Скарфаро знал, что здесь, само собой разумеется, регулярно и основательно убирали, ему всегда мерещился запах пыли.
Папа сидел в высоком кресле посреди своего рабочего кабинета, у одного из высоких окон так, что свет раннего солнца падал на него. На столике рядом с ним стоял стакан чая, а на коленях покоилась папка с газетными вырезками, которые все были фотокопированы в увеличенном виде, чтобы ему легче было их прочесть.
Он испуганно вздрогнул, когда Скарфаро вошёл. Видимо, он задремал.
– Завтрак утомляет меня всё больше и больше, – тихо сказал Папа, когда Скарфаро преклонил перед ним колена и поцеловал его перстень с печаткой. – Каждое утро я молю у Господа сил, чтобы продержаться до вечера, но каждый день чувствую, что силы всё больше оставляют меня.
Скарфаро внимательно посмотрел на человека в белой сутане. Он видел его отмеченное возрастом лицо, на котором уже просматривалась близкая смерть. Он видел его руки, которые тряслись всё сильнее по мере развития болезни Паркинсона, от которой страдал глава Ватикана.
Папа слабым движением указал на стул неподалёку, и Скарфаро быстро подвинул его поближе.
– Что привело тебя ко мне, Луиджи?
– Ваше Святейшество, ведутся раскопки, – начал своё сообщение Скарфаро, – в Израиле…
Он говорил тихо, находясь на расстоянии не больше десяти сантиметров от уха Папы. Он точно изложил все детали и в заключение добавил своё собственное толкование событий. Затем он смолк и дал главе церкви время всё обдумать.
Папа думал долго. Сложив руки одна на другую, он смотрел из окна на открывавшийся вид сияющего Рима и при этом не переставая тряс головой – так легко, что нельзя было сказать, то ли это «Паркинсон», то ли задумчивое кивание.
– Я думаю, ты заблуждаешься, Луиджи, – наконец сказал он, и его голос снова зазвучал твёрдо и уверенно, как раньше. – Я думаю, этот Джон Каун действительно хотел продать нам свою находку. Поэтому он и обратился к нашим финансистам.
– Но ведь её у него ещё нет. Если вообще когда-нибудь будет.
Папа вздохнул.
– Как я хотел бы, чтобы Бог призвал меня к себе и чтобы на моё место заступил более молодой, у которого ещё достаточно сил. Но что есть, то есть. Луиджи, поезжай в Израиль. Сделай, что потребуется, во благо Церкви.
Скарфаро ошеломленно вздохнул, но тут же склонил голову, и в это время мысли его уже обрели самостоятельность и принялись организовывать всё, что необходимо было организовать.
– Луиджи… – Папа взял его руку и удерживал её своими холодными пальцами, настойчиво глядя ему в глаза: – Слушай меня внимательно…
И Луиджи Баттисто Скарфаро слушал.
* * *
Стивен от усталости валился с ног. Он проводил Юдифь до её палатки, которая была уже наполовину пуста, потому что соседка уже уехала, и Юдифь, не говоря ни слова, не раздеваясь и не укрываясь, просто рухнула на свою кровать и продолжала спать. Но ему ещё предстояло кое-что выяснить. Пока что было не до сна.