Наследник волшебника - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Худ cтр.№ 18

Лайам кивнул. Он не знал, что тут можно сказать. Ему было жаль юношу, но он подозревал, что любое выражение сочувствия будет сейчас не очень уместным. После неловкой паузы Сцевола указал на лежащий у его ног сверток:

— Я видел: вчера вы были с мечом, и я подумал… Все служители в храме сейчас так измотаны, что мне совершенно не с кем тренироваться, и…

Юноша явно смутился. Прилив крови к его лицу четко обозначил границы чешуек. Одним стремительным и в то же время плавным движением он подхватил сверток и выпрямился, держа в руках два деревянных меча.

— Я подумал — может быть, вам будет угодно сразиться со мной в учебном бою… — Увидев неприкрытое изумление на лице Лайама, Сцевола умолк.

Снова воцарилось молчание. Лайам поспешил укоротить паузу:

— Я, не… боюсь, я очень плохой фехтовальщик.

— Конечно, — кивнул Сцевола, присаживаясь, чтобы завернуть мечи в ткань. — Я понимаю. Простите.

— Нет, — быстро произнес Лайам, — не прячьте мечи. Я охотно проведу с вами пару схваток. Я только хотел сказать, что из меня неважный противник. Подождите, я поставлю коня в денник.

Он отвел Даймонда в расположенный за домом сарайчик. Гость тем временем ожидал его, сидя на корточках возле учебных мечей. Лайам сказал Сцеволе чистую правду. Хотя он и был какое-то время солдатом, ему так и не удалось достичь вершин фехтовального мастерства. Впрочем, Лайам к этому и не стремился. То же самое можно было сказать и почти о любом из солдат, которых он знал. Исход битв, в каких он участвовал, в большей степени зависел от умения полководца послать в нужное время и в нужное место достаточное число людей, чем от боевой выучки воинов. Солдаты же больше беспокоились о том, чтобы поплотнее поесть и удержаться на ногах на скользком от крови поле сражения.

Потому, взяв в руку учебный меч и несколько раз взмахнув им для пробы, Лайам счел нужным еще раз предупредить:

— Вряд ли вы встретите во мне достойного вас противника.

— Неважно, — отозвался Сцевола, подхватывая второй меч. — Может, вам будет удобнее, если вы снимете плащ?

Лайам послушно расстался с согревающим его одеянием и, стараясь не обращать внимания на холод, отсалютовал противнику.

Они провели четыре короткие схватки, которые, впрочем, могли быть еще короче, ибо Лайам с первых секунд боя понял, что Сцевола сдерживает себя. Но даже в сдержанном варианте скорость его движений поражала воображение. Выпады юноши были такими стремительными, что уследить за ними не представлялось возможности. Его меч с легкостью обходил жалкие блоки противника и, то с шелестом проносился мимо лица Лайама, то тенью метался где-то в районе бедер. Лайам прыгал и вертелся как мог, но Сцевола встречал его всюду. Он гонял партнера по пляжу, словно мальчишку. Лайам даже и не пробовал перейти в контратаку: он и так выбивался из сил, пытаясь парировать молниеносные удары Сцеволы. Вскоре — слишком скоро, на его взгляд, — Лайам совсем выдохся и после очередного вежливого укола в грудь взмолился о пощаде.

— Хватит! — выдохнул он, опуская меч и чувствуя, что все тело его обливается потом. А юноша был все так же невозмутим; у него даже не участилось дыхание. Он обеспокоено взглянул на Лайама:

— Вам нездоровится?

— Нет, — пропыхтел Лайам. — Просто я давно не тренировался.

«Гладкий, гладкий, гладкий…» — звучало у него в ушах в унисон с пульсацией крови. Неужели летучая тварь права?

Лайам с трудом перевел дыхание.

— Здесь слишком ветрено. Давайте зайдем в дом.

Сцевола обернул мечи тканью и последовал за Лайамом.

Лайам еле держался на ногах; он рухнул за кухонный стол, хрипло дыша и утирая лицо.

— Есть не хотите? Там должно быть что-то в печи. Он с большим трудом сосредоточился и вообразил горячий пирог. Юноша заколебался; в его взгляде промелькнуло нечто, напоминающее жалость. Лайам встряхнулся и заставил себя сесть прямо.

«Да что это со мной?» — подумал он.

— Давайте-давайте, — произнес он вслух. — И налейте мне, пожалуйста, вина вон из того кувшина.

Сцевола поспешно сходил за кувшином, наполнил бокал вином, заботливо поставил его перед Лайамом, затем полез в печь. Юноша аккуратно разрезал пирог ножичком, отстегнув его от своего пояса, и уселся напротив измотанного хозяина дома. Он явно чувствовал себя неловко.

— Извините меня, Лайам Ренфорд, — произнес он, наконец. — Мне не следовало втягивать вас в это.

Лайам покачал головой. Он успел сделать несколько глотков из бокала, и у него, наконец, перестали трястись руки.

— Я просто давно не фехтовал, только и всего. Мне какое-то время вообще не доводилось брать в руки оружие. А в те времена, когда я его носил, — добавил Лайам, — обычно только этой делал. В смысле — просто носил. Я могу сосчитать по пальцам те случаи, когда мне приходилось пускать его в ход.

Это не вполне соответствовало действительности; на самом деле Лайаму приходилось драться много и порой беспощадно, однако в этих схватках отнюдь не фехтование выручало его. Но объяснения, похоже, сделали свое дело: Сцевола успокоился и с аппетитом принялся за пирог. Через несколько минут, когда Лайам окончательно пришел в себя, он снова принялся размышлять о своем госте. Симптомы болезни, как видно, не очень беспокоили юношу, хотя Лайам не мог не признать, что выглядит он ужасно. Но отвращения Лайам не испытывал, и он с любопытством задумался о той странной смеси весьма разнородных качеств, которой наделял человека этот недуг. На вид Сцевола был сущим чудовищем — и при этом он, несомненно, являлся самым проворным фехтовальщиком из всех, что Лайаму доводилось в своей жизни встречать.

Гость почувствовал пристальный взгляд хозяина и, оторвавшись от еды, вопросительно посмотрел на него.

— Вы ведь, вероятно, лучший боец своего храма?

— Да, — подтвердил Сцевола. Это не было хвастовством — обычная констатация факта. — Я учу других. Только сейчас из-за усиленных караулов и всей этой суматохи времени на тренировки почти что не остается.

— Ах да, суматоха, — протянул Лайам. — Вокруг несостоявшейся кражи. Насколько я понимаю, иерарх Клотен очень… разволновался из-за нее.

Сцевола возвел глаза к потолку. Окружающие глаза его кожистые чешуйки остались при этом недвижными.

— Разволновался — не то слово. Он обвиняет в злокозненных умыслах всех и каждого. Я просто представить себе не могу, зачем ему затевать скандал с почитателями отца нашей глубокочтимой богини, но он именно это и делает.

— Какого отца? Отца богини Беллоны? Юный служитель нового культа положил ложку на стол.

— Многие из нас полагают, — глубокомысленно произнес он, — что бог Раздора — отец Беллоны, а мать… Ну, касательно матери существуют различные мнения. В храме еще не пришли к согласию по этому вопросу. Эластр, хранитель оружия, полагает, что ее мать — Урис, хотя лично я в том сомневаюсь. А Клотен утверждает, что у Беллоны нет ни матери, ни отца. Что она просто есть, вот и все. — Тон юноши недвусмысленно свидетельствовал, что в утверждениях иерарха Клотена он сомневается еще больше.