Не зачем. Следовательно, в деле был явный подвох. Риск сломать шею. Вот ему и дали возможность рискнуть. А в его готовности делиться никто не сомневался. Такие тертые калачи, как Мыльников, должны понимать существующий порядок вещей. Ибо, в противном случае, таковыми калачами не могли бы стать.
Итак, риск его личный, а прибыль общая. Но он не подставится, и рисковать не станет. Не на того напали, господа!
Впрочем, помимо необходимости постоянно думать о безопасности, Мыльникову хватало и других трудностей, связанных с этим делом. Его схема, согласно которой следовало бы основную тяжесть обвинения сосредоточить на цыганах, давала сбои. Ибо пострадавшие были с обеих сторон, но вот скончался от полученных телесных повреждений пока только один участник разборки – цыган. Вообще же цыгане на первый взгляд выглядели более пострадавшей стороной. И надо будет изрядно потрудиться, чтобы выставить их главными злодеями.
Чтобы прояснить для себя ситуацию и спланировать свои дальнейшие действия, Мыльников решил навестить всех пострадавших. Навестив их в больнице, и взяв с разрешения врача их показания, Мыльников ничего существенно нового для себя не выявил.
Да и что можно было выявить нового от рядовых участников побоища. Руководители в таких акциях не участвуют. А если и участвуют, то, как правило, не оказываются на больничной койке.
Надо было привлекать агентуру. Но, к сожалению, агентуры среди этнических группировок у Мыльникова не имелось. Что ж, пришлось снова напрягать своих агентов, которые о сути дела могли только слышать от других.
Но на безрыбье и рак рыба.
Однако, дело было настолько тривиальным, что общая картина даже из слухов складывалась вполне понятной. Кавказские группировки – азербайджанская, чеченская и дагестанская решили отнять у цыган рынок наркотиков. Война шла с переменным успехом. У цыган были давние связи в милиции. А у кавказцев в суде. Глава городского суда был то ли азербайджанцем, то ли дагестанцем. Но в последнее время равновесие нарушилось. У кавказцев появились какие-то, пока не установленные новые покровители. По слухам из Москвы.
С таким подкреплением, кавказцы стали вытеснять цыган из наркобизнеса все интенсивнее. Нынешняя массовая драка была по сути последней акцией, призванной лишь закрепить состоявшуюся победу над цыганами. И полностью выполнила эту роль. Цыгане были побиты.
Разумеется, не обошлось без пострадавших и с другой стороны. Но их было меньше. И среди них не было убитых.
Впрочем, один кавказец все же пострадал достаточно сильно. И сейчас находился в реанимации. Он, однако, был оформлен не как пострадавший в драке, а как жертва ДТП. По каким-то непонятным причинам кавказцы пожелали не засвечивать его в качестве участника разборки.
Ладно, с этим разберемся позднее, – подумал Мыльников. И про себя цинично продолжал – вот если бы он умер, тогда картина бы изменилась радикально. И тогда имело бы смысл потрудиться представить его именно жертвой драки. Тогда бы было гораздо легче представить главными виновными цыган.
Ладно, но что бы это дало? Кавказцы почему-то не хотят засвечивать этого пострадавшего. Я фактически помог бы им свалить вину на других, но при этом помешал реализации какого-то другого их плана.
И вдруг Мыльников ясно понял, почему именно ему поручили это, сулящее на первый взгляд большие взятки, дело. Да не было там никаких перспектив! Кавказцы имели основание не бояться последствий своих действий. И они не заплатят Мыльникову, если тот выставит цыган виновными. А у цыган не было средств, достаточных для оплаты услуг всех, кого надо было «подмазать», чтобы доказать очевидное. Они были в этом эпизоде жертвами, а не виновными.
Но если нет возможности «подмазать» всех, то не целесообразно платить и Мыльникову.
Такие мысли одолевали Семена Платоновича, когда он прогуливался после вечернего купания в озере, примыкающем к городку с северо-запада. Мыльников любил эти летние вечерние прогулки. Они позволяли собраться с мыслями и найти решение задач, которые стояли перед ним.
Внезапно что-то нарушило ровный ход его мыслей. Он почувствовал угрозу и автоматически сосредоточился, оценивая обстановку. Семен Платонович шел по довольно пустынной улице. Кругом были частные дома, фасады которых, как назло, в этом месте были скрыты густо заросшими палисадниками. Сзади, из-за угла выехал джип с затененными стеклами и остановился возле Мыльникова.
Дверь приоткрылась. В эту приоткрытую дверь выглянул человек, которого Мыльников в сгущающихся вечерних сумерках толком не разглядел, и сказал, обращаясь к майору милиции, оказавшемуся столь беззащитным в этой ситуации:
– Семен Платонович, не могли бы вы уделить мне некоторое время?
– А кто вы, собственно, такой? – не теряя самообладания, спросил Мыльников.
– Я лидер цыганской общины, если угодно, здешний цыганский барон. И хочу поделиться с вами некоторой информацией, представляющей для вас интерес. По вполне понятным причинам наша встреча была бы нецелесообразной в официальной обстановке.
– Мне эти причины не понятны. – к Мыльникову окончательно вернулась уверенность.
– Семен Платонович, вы прекрасно все понимаете, и вы ничего не теряете, выслушав меня без посторонних в неформальной обстановке.
В принципе ситуация была довольно щекотливая. И в другой обстановке Мыльников скорее отказался бы. В другой обстановке и не будь он выпускником Геофака МГУ, то есть в душе немного авантюристом. Кроме того, Мыльникова откровенно поразила интеллигентная, даже академичная, речь цыганского барона, столь не соответствующая его роли.
Не осознавая, почему он так поступает, Мыльников вдруг не без иронии спросил:
– А что вы заканчивали, господин барон?
– Кафедру высшей нервной деятельности Биофака МГУ, господин майор. И аспирантуру при той же кафедре – в тон ему ответил барон.
Мыльников рассмеялся и сел в машину.
Они сидели в шикарно обставленной гостиной трехэтажного особняка цыганского барона. Тот при внимательном рассмотрении оказался мужчиной лет тридцати пяти с типичной внешностью цыганского красавца. Выше среднего роста, хорошо слаженный, со смуглым лицом и довольно длинными, слегка вьющимися густыми черными волосами. Одет был барон в светлый летний костюм. На пальце поблескивал перстень с крупным бриллиантом.
Барон, проведя Мыльникова в гостиную, слегка помедлил, тактично давая ему возможность осмотреться и разглядеть себя.
Предложив присесть на стильные кожаные кресла, расположенные вокруг инкрустированного журнального столика, хозяин спросил:
– Чай, кофе?
– Кофе в столь поздний час не пью. Чай.
– Зеленый, черный?
– Черный.
Барон небрежно проговорил что-то через плечо по-цыгански. Буквально через мгновение красивая молодая цыганка внесла поднос с чаем, печеньем и конфетами.