По относительному уровню жизни нацменьшинств, стремящихся сохранить племенные структуры, можно сказать, чем является данное государство прежде всего – угнетателем или защитником. Если инородцам (нарочито подчёркивающим своё инородчество) относительно лучше – государство ещё в основном угнетатель, если относительно хуже – в основном уже защитник.
Когда государство (впервые в истории этой структуры!) становится в основном защитником своего населения, оно становится национальным государством. Как и при каких условиях это происходит, мы рассмотрим в следующем разделе.
В этой работе мы принципиально не хотели делать политических выводов. Однако, боюсь, в данном месте читатель не поймёт нашего красноречивого умолчания. Поэтому автор сам сделает очевидный вывод – Россия за всю свою историю никогда не была русским национальным государством. Она ещё не доросла до этого. Именно поэтому Российское государство было и остаётся главным врагом русского народа, истощающим его силы на потребу целому сонму инородцев, или правящей верхушки, обычно прикрывающей свой паразитизм демагогией о мессианской роли России либо другими вариантами государственнической идеологии.
3. Нация и цивилизация. Истоки национализма
Вопросы формирования нации и национального государства являются базовыми для построения национальной теории. Они подробно рассматривались множеством авторов с разных позиций. Мы тоже уделили им значительное внимание в нашей ниже приведённой статье «Нация или империя», которая стала основой главы с соответствущим названием в третьей части этой книги. Очевидно, что рассмотрение всех аспектов этой проблемы невозможно в рамках даже очень большого исследования, поэтому мы обратимся лишь к ключевым моментам. Эти моменты хорошо известны специалистам, однако обычно не фиксируются в политизированных работах идеологического направления.
Следует остановиться на времени появления самого понятия «нация». Оно стало широко применяться только начиная с ХЕК века. Это не значит, что оно было совершенно неизвестно ранее. Однако можно утверждать, что в Средневековье это понятие не использовали. В ходу были понятия племени, государства, принадлежности к определённой религии, подданства и т. п.
Весьма характерны такие примеры из истории. На чешском троне сидит король родом из Бургундии, родным языком которого является немецкий. При этом в чешском королевстве народ состоит из чехов, словаков, немцев и поляков. Когда через несколько поколений карта совершенно перекраивается, то ни правители, ни народ не воспринимают данную ситуацию как драматичную.
Это вполне понятно. В данной ситуации король функционально совершенно чужд народу, и королю всё равно, какой территорией управлять, была бы только побольше и побогаче, а правящей верхушке всё равно, в рамках какого государственного образования сохранять свои привилегии. Народу, соответственно, всё равно, какому королю подчиняться.
Однако к XIX веку ситуация постепенно меняется. Именно в начале XIX века по образному выражению, известному среди историков, «прекратились войны между королями и начались войны между народами». Симптоматично, что по сути одновременно с появлением в общественном сознании понятия «нация» происходит становление буржуазного общества, нарастает темп индустриализации, происходит научно-техническая революция, растёт грамотность и образованность масс, появляются понятия групповых и общегосударственных интересов.
Особенно симптоматично, что именно в это время наука и знания начинают становиться непосредственной производительной силой. Нарастает отрыв тех, кто может и умеет обеспечивать внедрение и тиражирование новой техники, от тех, кто не может и не умеет делать этого. В подобных условиях возрастает прагматическое значение научного и технического творчества. Это происходит на фоне существенных различий в обеспечении регионов ресурсами, ещё более существенных различиях в психологии, культурных традициях, приспособленности разных языков для передачи научно-технической информации. В этой ситуации все усложняющийся машинный парк тоже формируется (вернее, пока только начинает формироваться) с существенно разными приоритетами с решении тех или иных задач.
Закладываются основы инженерной традиции. Это не значит, что в одних странах будут со временем летать на метле, а в других на самолётах. Это значит, что при конструировании самолётов одни национальные школы авиастроения будут (помимо общих для всех задач) обращать внимание на одни проблемы, а другие – на совершенно иные. Таким образом, природные, культурные и даже инженерные различия начинают определять разные типы цивилизации.
При этом важно, что в этих разных цивилизационных типах, в отличие от ранее бывших, основную роль начинают играть уже не природные, государственные и религиозные факторы, а факторы научно-технические, определяемые спецификой развития промышленности и науки. Но именно такие различия и составляют основу современного понимание понятия цивилизации.
Итак, термин «нация» входит в сознание одновременно с современным понятием цивилизации, определяемой языком, спецификой культуры, науки, технического уровня развития. И это идёт одновременно со становлением буржуазного общества.
Что же в это время происходило с государствами, где такие процессы имели место? Подобные государства именно в это время прошли критическую точку своей эволюции. Чтобы сохраниться, они стали обязаны в? первую очередь защищать интересы своей собственной уже более или менее оформившейся территории, своего производственного комплекса и типа цивилизации. В силу возросшей квалификации населения они вынуждены были умерить свой людоедский пыл, изначально присущий государству как структуре.
Именно в этот исторический момент постоянные интересы подавляющей массы населения (и в вопросах выживания, и в вопросах творческой самореализации, прочно связанной с данным типом цивилизации и'данным языком) в основном совпали с существенной частью целей государства.
Усилившаяся роль определённого типа культуры и цивилизации, а особенно языка в творчестве человека увеличила возможности культурно-языковых факторов в идентификации «свой-чужой». Увеличившиеся с появлением соответствующих технических средств возможности для коммуникации также усилили чувства общности населения. Указанные процессы наложились на появление реального, чисто прагматического, понимания общего национально-государственного интереса,
Таким образом, появились предпосылки преодоления изначально разрушенного государством чувства общности, чувства «свой-чужой» уже на новом уровне, на уровне принадлежности к определённой территории, определённой цивилизации и культуре, определённым интересам и определённому государству, которое эти интересы защищает. При этом имеющийся ранее, недостаточно укоренённый в инстинкты языковый механизм самоидентификации дополнился языково-цивилизационным и государственным механизмом. Укоренение в биологическую сущность человека языково-цивилизационного и государственного механизма обеспечивалось ощущением общего пути достижения группового интереса.
Итак, в основе национальной общности лежит язык, тип культуры, тип цивилизации, однозначное отождествление собственных интересов с территориальными интересами проживания нации и национального государства.