Тезей при этом даже не скрывал, что мечтает именно о дочери Зевса. Благородный античный герой показал себя в этом большим прагматиком. Он прекрасно понимал, что статус зятя царя богов весьма пригодиться в его нелегкой царской жизни.
Опять же по легенде, юную Елену до поры не трогали, а потом ее освободили братья.
Свежо предание, да верится с трудом. Впрочем, предание не столь свежо. А с трудом верится только в один момент. Что юную Леночку похитители не приобщили к тайнам любви.
В результате чего будущая зачинщица Троянской войны стала закоренелой нимфоманкой.
Афродита весьма точно определила, что Елена, бывшая к этому моменту женой царя Менелая, может стать проходной пешкой в весьма интересной оперативной комбинации.
И начала плести свою интригу.
Елена отметила красивого гостя с самого начала. Но никак не могла найти предлога для завязывания с ним более тесных отношений. Не флиртовать же в открытую на глазах у мужа?!
И она слушала их бесконечные истории о совместных боях, скромно потупив глаза.
Вообще, она умела показать себя, когда надо, тихоней. Елена имела внешность весьма привлекательную. Но Афродита явно ввела Париса в заблуждение, когда сказала, что спартанская царица равна ей по красоте.
Да, Елена была крупной блондинкой с весьма неплохой фигурой и длинными стройными и сильными ногами. В ней явно видна была северная кровь ее отца Зевса.
Но ее правильное лицо было, тем не менее, довольно заурядным. Единственной отличительной чертой были небольшие ямочки в уголках губ. Поэтому казалось, что она постоянно чему-то едва улыбается.
Чему? Это было загадкой.
Так и не разгаданной до настоящего времени. Ибо точно такая же полуулыбка Джоконды Леонардо да Винчи считается символом вековой загадки женской души.
Однако, многие физиономисты не согласны с этим. Такая постоянная полуулыбка встречается довольно часто у совершенно определенного типа женщин. Как правило, увы, сочетаясь с характером самовлюбленным и ехидным.
Поэтому, когда Парис увидел жену Менелая, он был разочарован.
В сущности, поехал, вернее, поплыл к Менелаю он действительно по поручению отца, царя Приама, а отнюдь не за Еленой. И суть предложений спартанскому царю была именно та, с которой мы только что познакомились.
Ибо в ней был весьма большой политический резон.
Троя чувствовала нарастающее отчуждение с Элладой. Но отказаться от торговых сверхприбылей не могла. Объективно торговая блокада Эллады Египтом была на руку Трое.
И она единственная из участников неудачного похода народов моря выиграла от этой авантюры, давно вернув себе собственные незначительные потери от неудачной экспедиции.
Но не стихающие слухи о предательстве троянцев в сочетании со столь различными последствиями неудачной войны для разных ее участников, грозили Трое войной со всей Элладой.
В этой войне, при всем богатстве Трои, и плачевном положении Эллады, троянцы, тем не менее, не имели никаких шансов победить.
Оставался, правда, весьма неправдоподобный вариант вернуться под совместный протекторат Египта и царства хеттов. Тогда действительно, Троя могла бы разгромить любую эллинскую коалицию с помощью империй Востока.
Но таких предложений неверному вассалу от восточных владык пока не поступало. Хотя в отличие от Эллады, торговлю Трои никто не блокировал. Более того, создавалось впечатление, что имперская метрополия поощряет рост потенциала Троады.
Но все же Приам был человеком эллинского мира, и не горел желанием заняться интригами с восточными партнерами. В этих интригах он бы проиграл наверняка. Не тот опыт коварства и интриганства был у него.
А вот сделать союзником простодушного и туповатого Менелая, зятя Зевса, было вполне возможно. И этот союз наверняка блокировал создание единой антитроянской коалиции в Элладе.
С таким заданием и весьма выгодными для Менелая предложениями и был послан в Спарту Парис.
Той ночью в его покои легко вошла Афродита.
– Ты прилетела прямо на мое окно? – удивился Парис.
– Это совершенно излишне. Просто отвела глаза дворцовой страже. Как настроение перед дальней дорогой? – перешла она к сути своего визита.
– Так себе. Особо плыть не хочется. Еще разразиться буря, да унесет меня в Египет. А мы все еще в состоянии войны с Рамзесом. Так недолго оказаться с содранной кожей.
– Да, любят они это дело, – нежная богиня любви жестко усмехнулась. – Но их можно понять. Скотины у них мало, а кожа вещь в хозяйстве полезная.
– Ты шутишь, богиня?!
– Разумеется, шучу. Не волнуйся. И не бойся попасть в Египет.
– Опять шутишь?
– На этот раз нет. Но об этом позже. А пока плыви смелее. Небеса не предвещают больших бурь с этой стороны. Спокойно приплывешь к Менелаю. И ревностно выполняй поручение отца.
– А обещанная тобой красавица, равная тебе?
– Разве можно быть равной мне?
– Но ты же сама говорила…
– Поменьше слушай, что говорят женщины.
– Тогда и твои советы я тоже не должен слушать?!
– В делах тебе советует не женщина, а богиня. Почувствуй разницу.
Она на миг задумалась.
– Придет же на язык такая дурь. Как приплыло откуда-то.
Она как будто забыла о нем. А Парис почувствовал досаду.
– О чем задумалась, женщина? Или богиня? И как прикажешь вас теперь разделять?
Она засмеялась.
– Не сердись, красавчик. Внешность не главное. На ложе эта спартанская царица почти равна мне. И потом, я не оставлю там тебя без своего внимания. В том числе и ночами.
– А этой ночью?
– И этой ночью тоже. Подвинься, красавчик, – сказала она, присаживаясь к нему на ложе.
– Ну, сребролукий братик, поработаем немного? – сказала Афродита Аполлону.
Скрыв от Зевса то, о чем он догадался, Аполлон, говоря современным языком, в неявном виде согласился сотрудничать с Афродитой. А потом на ложе она закрепила это сотрудничество. Причем не только в процессе феерических сеансов любви, но и в умных разговорах, когда богиня любви доходчиво напомнила Купале его собственные былые настроения и намерения.
Да, большую глупость спорол Гефест. Безнаказанно оскорблять можно рабынь, иногда цариц. Но никогда колдуний. Если, конечно, эти колдуньи настоящие.
– Что ты от меня хочешь?
– Сущего пустяка. Чего-то царь Крита долго задерживается на этом свете. Уж не претендует ли он на бессмертие?
– А тебе жалко?
– Знаешь, чего-то жалко вдруг стало.
– Слушай, сестренка, а чем ты отличаешься от Зевса?