И начала медленно снимать тунику.
Афина и Афродита, кружась в каком-то неведомом танце, последовали ее примеру.
Париса бросило в жар.
Ведь это проделывали перед ним богини!
– Ну! – почти одновременно сказали все трое, став перед троянским царевичем в вызывающих позах.
– Не могу, богини, не могу!
– Что не можешь, мой мальчик? – даже несколько угрожающе произнесла Гера.
– Не могу выбрать достойнейшую из вас, не проведя с каждой некоторого времени наедине, – набравшись храбрости, выпалил Парис.
Богини рассмеялись.
– Так бы сразу и сказал. С кого начнем, девочки?
– С тебя царица, – сказала Афина. – Ты самая старшая.
Вот собака худая, – подумала Гера, – возрастом уколола. Но ничего. Стерпим. Мы выше этого.
– С меня так с меня, – спокойно сказала она. – Подождите девочки.
Парис в страстном исступлении мял это пышное сладкое тело, и тонул в нем. Особую пикантность он нашел, когда нащупал едва заметный рубец на ягодице Геры. Царевич из мирового центра работорговли не сомневался. Когда то давно эту царицу богов вульгарно пороли.
Он вцепился в эти ягодицы жадными пальцами, вдруг представив, что не царицу богов, а строптивую рабыню он сейчас заваливает на ложе.
– Сомневаюсь, что у тебя останется сил для такого же пристального изучения Афины и Афродиты, – с усмешкой сказала Гера, когда все закончилось.
Парис опустил глаза.
– Мои силы тут ни при чем. Я должен выполнить свое обещание всем троим, царица Олимпа. Ведь ты сама настаивала на этом поручении.
– Выполняй, мой мальчик. Выполняй.
Как это ни странно, но после пышнотелой Геры Афина показалась Парису очень привлекательной. Она влекла его, как влечет кубок кислого вина после куска сочного жаркого.
Кроме того, олимпийская воительница проявила поразительную живость на ложе.
В совершенном изнеможении лежал Парис, когда в комнату вошла Афродита.
Ладненькая, небольшая стройная ведунья несомненно была хороша. Но ее красота была лишена какой бы то ни было пикантности, которая всегда является результатом некоего пусть небольшого, но оригинального отступления от канона.
Афродита же была слишком совершенной.
– Ну, ты, я вижу, не сможешь уделить мне того же внимания, что Гере и Афине? – спросила она.
– Боюсь, ты права, богиня.
Афродита чему-то таинственно усмехнулась.
– А что, они, наверное, не только были неплохи на ложе, но и обещали что-то тебе?
– Ты права, богиня. Обещали. Гера успехи в царствовании, Афина успехи в бою. Но, поверь, не эти обещания кружили мне голову, а их божественные ласки.
– А теперь ты не в силах воспринимать ласки мои?
– Увы, это так.
– Но тебе ведь хочется познать ласки богини любви?
– Да.
– Тогда я тебя кое-чему научу. В отличие от Геры и Афины, которые обещают нечто, чего нельзя проверить немедленно, не затевать же для этого войну, или захват трона прямо сейчас, я подарю тебе вещь осязаемую.
И она достала из-под груды сваленной одежды пару флаконов.
– Чего-то долго этот красавчик задержался с Афродитой, – сказала Гера, кутаясь в легкую накидку. – Этак мы замерзнем тут, его дожидаясь.
– Да, не ожидала я, что его еще на что-то хватит.
– Я не ожидала, что его хватит даже на тебя, – сказала Гера.
– Нет, мамочка, хватило и даже очень.
– Да, ты у нас известная попрыгунья, доченька.
Они рассмеялись.
– Жаль, что он был с нами поодиночке, – сказала Афина.
– Жаль, но и так неплохо, – ответила Гера.
– Вот с этими волшебными средствами ты сможешь покорить любую женщину. И она пойдет за тобой, куда угодно, – сказала Афродита, окончательно иссушив Париса в любовных играх. – Ну, как, кто все же самая красивая?
– Ты, богиня! Но теперь я не смогу смотреть ни на кого другого. После того, что испытал с тобой.
– Сможешь, царевич, сможешь. Есть тут у меня на примете одна красавица.
Легенда гласит, что Парис выбрал в итоге Афродиту.
И это правильно передает суть событий.
Однако, и вполне естественная досада Геры и Афины, и суть приемов, которыми достигла победы Афродита, переданы слишком схематично.
Не примитивной ссорой трех пресыщенных дамочек объясняются дальнейшие события, сыгравшие такое важное значение на дальних подступах к Троянской войне.
Глава 10. Свои остаются у себя
Черное море, Понт Эвксинский плескалось у ног. С небольшого белого обрыва было далеко видно, и расстилающаяся перед глазами гладь казалась ослепительно синей.
– Не хочется уходить отсюда, – сказал Перун.
– Желаешь повторить путь Зевса? – усмехнулся Сварог.
– Нет, отец, – смутился Перун. – Но, согласись, красиво ведь. Правда?
– Правда, сынок, правда. Но, запомни, на такие красивые места всегда слишком много желающих. А надо ли нам иметь возможность наслаждаться ими, но за это постоянно держать меч обнаженным?
– Я ведь бог войны. Мне не тяжело держать меч обнаженным.
– Ошибаешься, сын. Ошибаешься. Настоящий бог войны должен уметь побеждать. Быстро, с малыми потерями. А лучше вообще побеждать без войны. Вот тогда это действительно Бог. А иначе он просто глупый драчун. Ибо для того, чтобы постоянно держать меч обнаженным не надо быть Богом.
– Наверное, ты прав. Но чем займемся мы дома?
– Будем ковать железо. Будем учить этому родовичей. Ближних и дальних. Будем искать секреты тех лучших мечей, которые мы назвали божественными. Тех, которые упруги и особенно прочны.
Ты скуешь много таких мечей, и вручишь их тем, кому найдешь нужным. И эти мечи потом долго будут поминать в легендах.
Но, не мечем единым. Из нашего металла будем делать топоры и плуги. Представляешь, как легко будет пахать эту, например, степь железным плугом. Или как много можно будет срубить деревьев железным топором. А потом сделать из них хоромы.
Такие хоромы из дерева будут получше не только наших землянок, но и каменных хором царей стран полуденных.
– Да, дел много. Но, знаешь, отец, мне становится жаль этой распаханной степи и этих срубленных деревьев. Жаль. А вот порубленных мной врагов не жаль. Это неправильно?
– Нет, почему же. Правильно. Но мы же только что говорили, что не надо, даже имея железный меч, множить врагов без счета. Также не надо распахивать всю степь. Или рубить все деревья, что сможешь срубить.