Полный вперед назад, или Оттенки серого - читать онлайн книгу. Автор: Джаспер Ффорде cтр.№ 13

Былые очертания улиц легко различались с перекрестков заросших травой дорог, где стояли дырявые почтовые ящики и фонари. Деревьев и кустов было мало — эти районы традиционно отводились под пастбища и места проживания для людей прошлого, которые пожелали бы вернуться. Предполагалось, что дома просто будут стоять пустыми. Но время и небрежение делали свое дело — понемногу от всего оставались лишь холмы и неумолимое правило, гласившее, что именно так и должно быть. Никто всерьез не думал, что некогда многочисленные люди прошлого вернутся, но правила есть правила.

— Как вам наш громоуловитель? — спросил Стаффорд, показывая на сооружение, венчавшее зенитную башню.

— Впечатляет, — пробормотал я.

— Префекты, и особенно госпожа Гуммигут, крайне озабочены опасностью от молний. Его возвели на самую длинную ночь, и молния уже ударяла в него раз сто.

То была деревянная решетчатая конструкция с бронзовым куполом футов тридцати в диаметре. Каждый дом в Коллективе имел металлическое приспособление для улавливания дневного света, а потому молнии были серьезной проблемой: проникая внутрь по регулировочным штокам, они часто устраивали в жилище электрическую вакханалию. Потом находили несчастных: спаянных с кусками металла, полуиспарившихся, а иногда просто мертвых в своих постелях, — но их внутренние органы напоминали густую похлебку. Мрачные сводки вместе со снимками еженедельно помещались в «Спектре».

— Надеюсь, в ваших краях к вопросам молниезащиты относятся серьезно? — поинтересовался Стаффорд.

— Наш Совет больше озабочен нападениями лебедей, но и о молниях не забывает, — сказал отец. — Есть с полдюжины специально приспособленных «фордов». У каждого в кузове стоит бронзовый уловитель на опорах. Они едут навстречу буре, когда известны направление и сила ветра.

— У нас аномалия с наветренной стороны, миль десять в диаметре, и шаровые молнии здесь довольно часты. Есть план возвести стальной стержень на Западных холмах, но пока идут лишь разговоры.

Обычные молнии легко отводились от жилых домов, но шаровые были вещью в себе. Они двигались в направлении ветра и, подхваченные воздушными вихрями, порой залетали в окна, легко притягивались к любым органическим соединениям. Бывало, что от человека оставалась лишь кучка пепла, и особо мнительные граждане, не имеющие ложек, носили в кармане стальное блюдце с выгравированным именем.

Дорога пошла под уклон. Мы приближались к городу — группке зданий на вершине холма, выполненных в дикарском стиле, то есть с использованием самых разных строительных техник и материалов — от старинного тесаного камня до рубероида, кирпича, глины, неновых досок. Кое-где встречались более современные ограды: плетни с глиняной обмазкой внутри четырехугольников из дубовых брусьев. Мы свернули с перпетулитовой дороги на мощенную булыжником улицу. Отец спросил Стаффорда, что случилось с Робином Охристым, местным цветоподборщиком.

— Мы все глубоко сожалеем, что он нас покинул, — ответил носильщик. — Робин оставил жену и дочь.

— Он ведь их скоро вызовет к себе? — спросил я, поняв все не так.

— Не уверен, что он в состоянии что-либо делать.

— Мне казалось, — медленно проговорил отец, — что господин Охристый оставил свое занятие.

— А! — воскликнул Стаффорд. — Эвфемистически верная, моя фраза, однако, ввела вас в заблуждение. Могу лишь процитировать решение Совета: господин Охристый… ммм… фатально ошибся в собственном диагнозе.

— Робин мертв? — спросил отец.

— Ну, я не эксперт по медицинским вопросам, — задумчиво произнес носильщик, — но именно это с ним и случилось, да. Ровно четыре недели назад.

Мы с отцом переглянулись: почему-то нам об этом не сообщили. Я стал размышлять, что означает «фатально ошибся в собственном диагнозе», но тут такси остановилось перед красной дверью на террасе, общей для нескольких домов, что стояли на южной стороне площади. Итак, нас привезли к черному ходу. Главные фасады выходили на площадь. Если бы не горестная новость о судьбе Робина Охристого, отец, думаю, потребовал бы подвезти нас к парадному входу, а так не сказал ничего.

Носильщик открыл дверь и пригласил нас войти, а потом занес наши вещи в чулан. Мы стояли, моргая, среди полумрака.

— Ничего себе, — воскликнул Стаффорд, — здесь темно, как в лягушачьем брюхе!

Он прошел мимо нас на кухню. В тусклом свете из окна я с трудом видел, как он поворачивает ручку и что-то делает с двумя стержнями, которые торчали из потолка. Зеркало над крышей повернулось навстречу солнцу, поймало лучи, направило их вниз по световому колодцу и затем — на матовое стекло, прикрепленное к потолку.

— Ох, — сказал Стаффорд, когда свет рассеял неприятную мглу, — надо было завести механизм гелиостата еще до вашего приезда. Здесь долго никто не жил. Что еще?

— Как так может случиться — «фатально ошибся в собственном диагнозе»? — спросил отец, все еще под впечатлением от известия о смерти бывшего коллеги.

Носильщик на секунду задумался.

— Совет рассмотрел материалы следствия. И решил так: господин Охристый обязан был подумать о том, что у него плесень, и отправить сам себя в Зеленую комнату. Но он не сделал этого.

— Ужасная ошибка.

— О да. Прекрасный был человек. За семь лет — ни одной смерти от плесени во всем городе. И никакого цветового фаворитизма, если вы понимаете, о чем я.

— Манселл утверждает, что лечение должно применяться ко всем без различия, — заметил отец, но оба мы знали, что кое-кто из цветоподборщиков усердствует, лишь имея дело с людьми своего цвета.

Отец дал Стаффорду блестящие полбалла. Тот приподнял шляпу и пожелал, чтобы наше пребывание в Восточном Кармине было счастливо-бессобытийным. Когда он уже дошел до задней двери, я спросил его, читают ли префекты исходящие телеграммы.

— Госпожа Ивонна Алокрово, отправляющая телеграммы, известна своей надежностью, особенно если накинуть двадцать цент-баллов сверх тарифа. Но даже она не станет отправлять послание, подозрительное по стилю или противоречащее интересам Коллектива.

— Это стихи, — сказал я. — Послание к возлюбленной.

Стаффорд улыбнулся.

— Понимаю. С госпожой Алокрово не будет проблем. Она и сама — романтичная душа.

Новость была хорошей, хотя и вынуждала к лишним тратам. Но что делать — Марена получали письма лишь после девятинедельных пересылок, а я уехал всего лишь на месяц.

— Отлично! — кивнул я. — Думаю…

Внезапно взгляд мой упал на человека лет тридцати с небольшим, что прятался в проходе между домами: грязный, небритый, с надписью НС-Б4, неуклюже процарапанной под левой ключицей. Обычно такие шрамы делались аккуратно, но у него напоминали небрежный сварочный шов. Он также был вызывающе раздет и, бездумно уставившись в небо, мочился себе на левую ступню.

— Стаффорд? — прошептал я дрожащим от страха голосом.