Опытные ходоки советовали в этом случае лечь или крепко за что-нибудь ухватиться. Трофимов выбрал первый вариант и жестом приказал «делай, как я» бойцам на шпалах. Док и сочувствующий квестерам спасатель Симаков приняли горизонтальное положение без приказов и подсказок. Оставался Финн. Виталий не видел бойца, и отдать ему приказ не мог. Трофимову оставалось только надеяться, что Финн тоже уловил вибрацию и не станет пренебрегать мерами предосторожности.
Трофимов видел, как происходят лифт-подвижки. И на записях, и сегодня утром, когда группа подлетала к скале – своими глазами. Но личные ощущения, когда чувствуешь всю мощь процесса собственным ливером, это совсем другая песня. А добавляет впечатлений оглушительный, пугающий, вытряхивающий душу грохот, который тоже не столько слышишь, сколько чувствуешь. Но главное, конечно, краткий миг пушечного ускорения, от которого тебя вжимает в землю так, что кажется – все, конец. Сейчас размажет или вдавит в асфальт на тот же метр. Хорошо, что ускорение и впрямь длится лишь миг, да и перегрузка в этот момент все-таки не превышает разумные пределы.
А вот когда миг ускорения заканчивается, важно не расслабиться раньше времени. Ведь останавливается скала, но не останавливается все, что легче этой каменной глыбы. То есть все остальное. В результате на смену перегрузке приходит еще один миг – теперь полета, а затем третий – возвращения в исходное положение. Расквасить нос после такого прыжка на животе легче легкого.
Для Трофимова все обошлось, он только громко клацнул зубами. Впрочем, в затянувшихся громовых раскатах, затихших лишь через минуту после подвижки, этого никто не услышал. Виталий вскочил на ноги и махнул рукой бойцам, но… квестеры опоздали.
Тепловоз, вздрогнувший в момент лифт-подвижки, словно пробудившийся мастодонт, вдруг дал короткий гудок и двинулся вперед, быстро набирая скорость. Из кабины на миг выглянул машинист. Это был не Лунев. Но и на рельсах, «остывающих» позади тепловоза, не оказалось ни Андрея, ни Финна, который по всем раскладам должен был подобраться к тепловозу слева.
Теоретически, в аномальной зоне вполне уместны любые странности, но на практике за двадцать пять квестов Трофимов встречался с действительно необъяснимыми явлениями от силы пять раз. Теперь шесть. И противник, и боец группы словно провалились сквозь землю…
Как только отгрохотало звуковое сопровождение лифт-подвижки, Андрей и Финн вскочили на ноги и… одновременно увидели черный пакаль. Вещица лежала между шпалами, прикидываясь раздавленной и покрытой сажей консервной банкой. Андрею тут же стало ясно, почему квестеры до сих пор не нашли этот пакаль.
Во-первых, кругом были рельсы, стрелки, железные костыли и поезда, в окружении такой массы железа детекторы безбожно врали. Во-вторых, пакаль был черный, как сажа, которой также было полно на шпалах и земле. В-третьих, вещицу надежно прикрывал тепловоз с «обмороженным» машинистом в кабине. Кто дал машинисту приказ сторожить артефакт, чего наобещал ему за эту странную услугу, почему этот «кто-то» просто не забрал пакаль? Вот так сразу, без подготовки на эти вопросы было не ответить. Да и не требовалось сейчас искать ответы. Мало ли кто? Может быть, те, кто припрятал в пассажирском вагоне на запасном пути сумки с деньгами. А может, непредсказуемые «серые». А почему не забрали – вообще не имело значения. Не забрали вовремя – их проблема.
Андрей перевел взгляд с пакаля на замершего квестера. Как и Лунев, Финн держал противника на мушке и был готов в любую минуту прыгнуть к артефакту. Он наверняка понимал, что против Лунева шансов у него мало (да еще с простреленной рукой), но отступать не собирался. Парень был с характером.
– Ну, что, спасатель, «кто вперед, кто вперед, тому красный самолет»? – Финн взглядом указал на пакаль и криво ухмыльнулся.
– Черный, – Андрей покосился на платформу. – Твои куда-то смылись, может, и ты отчалишь? От греха подальше.
– Нет уж, – Финн тоже на миг скосил глаза. – Знаем мы ваши фокусы. Больше глаза не замылишь.
– Думаешь, это я?
– А кто?
– Не знаю. Скорее всего, «серые».
– Ага, заливай. «Серые» в наши дела не лезут. Они им неинтересны.
– Значит, не все дела им неинтересны, – Андрей чуть сдвинулся вправо.
– Не двигайся!
– Боюсь, затеку, – Андрей еще немного подвинулся.
– Не двигайся, сказано!
– Слушай, Финн, вечно так стоять не получится, – Андрей сделал полшага вперед. – Или стреляй, или уматывай. До трех сосчитать?
Лунев сделал еще полшага. Финн вдруг опустил автомат, и бросился на Андрея врукопашную. Драться с ним Луневу не хотелось. Полноценной схватки получиться не могло, это ясно, а просто надавать тумаков раненому противнику было как-то… не к душе.
Андрей пропустил Финна мимо себя, схватил за разгрузку и штанину и добавил ему ускорения. Боец перелетел соседние пути, укатился влево и врезался в железный ящик рядом со стрелкой. Ударился он раненым плечом, поэтому от болевого шока на какое-то время почти отключился.
Андрей поднял пакаль и вытер вещицу о куртку. Цвет пакаля особо не изменился, но хотя бы стал виден рисунок. Лунев не сразу понял, что изображено на артефакте. Все-таки эта стилизация под индейские рисунки была хороша, когда требовалось изобразить каких-нибудь лягушек в брачный период. Более сложные рисунки, а тем более пейзажи в этом стиле выглядели малопонятными. Вот один из таких спорных пейзажей и был изображен на пакале.
Андрей долго присматривался и в конце концов решил, что видит горы, по которым идет одинокий путник в большой шляпе и с посохом. Не считая рисунка, пакаль был таким же, как и тот черный, что канул в Дымерский разлом. Синеватый отлив, размер, форма, вес, да и на ощупь такой же гладкий, теплый, даже в чем-то приятный.
Андрей достал красный и задумчиво уставился на оба пакаля. Ну, вот. Он нашел еще один артефакт, и что дальше? Что с ними делать? Сложить? Помнится, в прошлый раз обычное сложение ни к чему не привело. Стукнуть? С какой силой? Бросить в разлом? Дождаться, когда придет «серый ангел-хранитель» и отдать ему?
Последняя мысль вдруг почти материализовалась. Из-за последнего вагона товарного состава, что стоял у крайней платформы, вдруг появился «серый».
Шел он неторопливо, но точно к Андрею.
Лунев зачем-то присмотрелся к «серому» и усмехнулся. Какой смысл присматриваться? Что он хотел увидеть? Никаких особых примет у «серых» не было и быть не могло. Все они выглядели на одно лицо… вернее, и вовсе без лица. Хотел разглядеть серые ангельские крылья за спиной? Тоже вряд ли.
Тут не присматриваться следовало, а прислушиваться. И не к словам или звукам, а к мыслям и ощущениям. Если это и впрямь тот самый ангел-хранитель, он обязан сказать какую-нибудь приветственную речь. Ведь Андрей так много для него сделал. Хотя бы на приветствие наработал, нет?
«Серый» не спешил здороваться. И вообще шел он как-то странно. Будто бы с опаской. Андрей так подходил бы, например, к дрессированному медведю или тигру. Пусть он дрессированный, а у тебя в руках хорошая винтовка, но ведь это все равно дикий по своей природе зверь. Мало ли, что взбредет ему в голову?