Герои - читать онлайн книгу. Автор: Джо Аберкромби cтр.№ 71

– Все замечательно.

И Горст, чавкая башмаками по грязи, прошел мимо, между палаток, попав из огня в полымя – а именно, в безумный карнавал, раскинувшийся прямо за заграждением и всегда возникавший как по волшебству, стоило лишь армии остановиться и простоять на одном месте пару часов кряду. С таким же балаганным шумом и пестротой, как любой рынок Тысячи островов, со слепящим разноцветием и удушающим благоуханием любого дагосканского базара, готовый утолить любую прихоть, нужду или каприз.

Купцы со льстивыми увещеваниями набрасывали образцы тканей на нетрезво пошатывающихся офицеров. Погромыхивали по наковальням оружейники, а жуликоватые торговцы показывали прочность, остроту и красоту изделий, быстро и незаметно подменяя их подделками, едва деньги переходили из рук в руки. Вытаращив в показной воинственности глаза, перед тусклым фонарем сидел усатый майор с двойным подбородком, с него спешно писал портрет расторопно-угодливый художник. Наигранный смех и бессмысленная трескотня звоном отдавались у Горста в голове. Вокруг все исключительно лучшее, самое добротное, знаменитое и «сделанное под заказ».

– Кому самозатачивающие ножны! – орали зазывалы. – Затачивают сами!

– Меняем любую монету по выгодной цене! Офицерам скидки!

– А вот сулджукские девушки! Лучшие утехи, какие только бывают!

– Цветы, цветы! – не то пел, не то рыдал кто-то. – Вашим женам, возлюбленным, дочерям, шлюхам!

– Для службы, для дружбы! – визжала женщина, подкидывая ошалелого от ужаса щенка. – Для дружбы, для службы!

Шныряли по толпе до срока повзрослевшие дети, наперебой предлагая почистить обувь, погадать, побрить, подшить, наточить, подстричь ногти или выкопать могилу. Предлагалось все и вся, что только можно купить, продать или выменять. Вот девочка неопределенного возраста, то ли сулджучка, то ли гурка, то ли стириянка, то ли какая-то их помесь, пошла выплясывать вокруг Горста, извиваясь, как змея, ножонки мелькали в запекшейся грязи.

– Брать хоти? – ворковала она, указывая на палку с образцами тесемок и лент.

У Горста к горлу внезапно подкатил комок; печально улыбнувшись, он покачал головой. Девчушка плюнула ему под ноги и была такова. Пара пожилых дам стояла у входа в протекающую палатку, раздавая за так листовки, восхваляющие добродетели трезвости и воздержания – по большей части неграмотной солдатне, которая ими если не подтерлась, то раскидала на полмили в округе, где ценным урокам внимали единственно дождь и слякоть, постепенно их стирая.

Еще несколько шагов, и Горст ступил на тракт, оказавшись в одиночестве. Вокруг толкается плечами армейская братия, с руганью прет по своим ничтожным делам, выторговывая все, что можно выторговать. Горст поднял голову и открыл рот, чувствуя, как щекочут язык дождинки. Зачем поднял? Возможно, в поисках направления и наставления, да вот беда, звезды затянуты тучами. Они освещают счастливый путь людям получше – например, Гароду дан Броку и иже с ним. Его пихали, толкали плечами и локтями. «Прошу вас, кто-нибудь, помогите. Но кто?»

Нельзя сказать, что цивилизация не развивается – в каждой новой войне людей убивают новым способом.

Уилл Роджерс

Когда Зоб сполз с лежанки, холодной и сырой, как могила утопленника, отсвет зари выглядел грязноватым мазком на черном небосклоне. Зоб нащупал меч на поясе, с кряканьем, под хруст костей потянулся, по заведенному утреннему распорядку вслушиваясь, что и как болит. Ноющая челюсть – вина Черствого и его чертяк, ноющие ноги – спасибо длительной пробежке по полям и вверх по холму и ночи на ветру. Ну а что голова раскалывается, так в этом винить приходится себя. Принял давеча одну-другую, а то и поболе, кружку браги, смягчить боль скорби по павшим, а заодно за удачу живых.

Дюжина почти в полном составе собралась у кучи сырого хвороста, которая в более удачный день уже давно бы разгорелась. Над хворостом склонялся Дрофд, негромко поругиваясь в безуспешной попытке разжечь костер. Что ж, значит, завтрак будет холодным.

– Вот как оно, без крыши-то, – прошептал Зоб, ковыляя к костру.

– Всем на заметку: хлеб нарезаю тонкими ломтиками.

Жужело, зажав между коленями слегка выдвинутый из ножен Меч Мечей, с нелепым тщанием, как ваятель резцом, стругал о лезвие каравай.

– Ломтиками? – отвлеклась от созерцания непроглядной долины Чудесница. – А на кой оно, такое чистоплюйство?

Йон сердито плюнул через плечо.

– Режь уже как хочешь, только быстрей, а? Жрать охота.

Жужело не обратил на них никакого внимания.

– И вот теперь, когда я отрезал два, – он взял ломоть, положив на него бледный пласт сыра, – я помещаю между ними сыр и р-раз!

Он хлопнул сверху второй ломоть, как будто хотел пристукнуть муху.

– Что мы имеем?

– Хлеб с сыром, – подытожил Йон, взвешивая в одной руке полкаравая, а в другой сырную голову. – То же, что и у меня.

От головы он отхватил зубами кус и, жуя, кинул ее Легкоступу.

Жужело вздохнул.

– У вас у всех что, совсем нет чувства прекрасного? – Он поднял свой шедевр на свет, которого почитай что еще и не было. – Если называть вещи так грубо, то самой тонкой работы топорик будет не более чем деревяха с железякой, а живой человек куском мяса с волосами.

– Ну а что это, по-твоему? – спросил Дрофд со слезящимися от дыма глазами, откидывая осточертевший кусок кремня.

– О, это доподлинно новая вещь. Сращение скромных частей хлеба и сыра в более великое единое целое. Я бы назвал его… сырня-ловильня, – Жужело изящно надкусил свое творение с самого краешка. – О да, друзья мои. Вкус как у… прогресса. То же самое удается и с ветчиной. Да и вообще с чем угодно.

– А с говняшкой не пробовал? – участливо спросила Чудесница.

У Дрофда от смешка выскочила сопля, но Жужело не заметил.

– То же самое и о войне. Она заставляет людей измышлять новые вещи из тех, что у них есть. Думать по-новому, изыскивать новые пути и способы. Нет войны – нет прогресса. Война, она подобна плугу, благодаря которому почва сохраняет богатство; огню, расчищающему поля; она подобна…

– Дерьму, на котором растут цветочки, – в такт сказала Чудесница.

– Именно!

Жужело поощрительно ткнул в нее этим своим детищем, отчего сыр выпал в неразожженный костер. Чудесница покатилась со смеху. Йон фыркнул так, что из носа у него вылетел хлеб. Легкоступ прекратил напевать и поперхнулся. Вместе со всеми рассмеялся и Зоб. Получилось хорошо; на душе потеплело. Давненько они так не веселились. Жужело хмуро посмотрел на два ломтя.

– Эх вы. Да я специально держал непрочно.

Он разом запихнул их в рот и полез в сырой хворост за сыром.