Она вихрем пролетела через зимний сад, ворвалась в зал и
почти сразу увидела метрдотеля.
Он стоял на прежнем месте, возле стены, но на этот раз не
оглядывал зал, как капитан корабля оглядывает палубу. На этот раз он о чем-то
вполголоса разговаривал с той самой кривоногой брюнеткой. И как-то противно
хихикал.
Машинально отметив, что этой вездесущей брюнетки на
празднике слишком много, Надежда отвернулась.
Теперь метрдотель не казался Надежде Николаевне Тем, Кто
Принимает Решения, Тем, Кто Все Берет На Себя... в общем, он больше не
казался ей Настоящим Мужчиной. И она даже сомневалась, стоит ли к нему обращаться...
но, вспомнив его насмешливый взгляд и высокомерные слова, она поняла, что
просто обязана доказать ему свою правоту, обязана доказать, что она не
истеричная дамочка, подверженная галлюцинациям, и не алкоголичка, допившаяся до
белой горячки. Поэтому она решительно подошла к метрдотелю и, не обращая
никакого внимания на кривоногую особу, проговорила вполголоса:
– Как хотите, а она снова появилась.
– Кто? – осведомился мужчина, оглядев Надежду
неприязненным взглядом. – Кто появился?
– Та девушка, о которой я вам говорила. Та девушка, которую
я видела в зимнем саду. Теперь я нашла ее в... в другом месте, но она
по-прежнему мертвая!
Последние слова Надежда Николаевна произнесла так тихо,
чтобы их не услышал никто, кроме метрдотеля.
– Вы уверены? – Мужчина устало опустил веки. – Я
же говорил вам...
– Я уверена! – повторила Надежда с нажимом. –
Пойдемте со мной, и вы сами убедитесь...
Метрдотель все еще колебался, и тогда она добавила:
– Если вы не хотите – я вызову милицию... пускай они сами
разбираются!..
– Только не это! – простонал мужчина. – Ладно,
идемте, посмотрим... – Он взглянул на мисс Кривые Ноги, чуть заметно пожав
плечами, словно хотел сказать – вы видите, я ничего не могу поделать!
Та громко фыркнула, но Надежде на это было ровным счетом
наплевать.
Она устремилась в прежнем направлении, через зимний сад. На
пороге дамской комнаты на мгновение задержалась, бросила взгляд на своего
спутника и проговорила:
– Это здесь. У вас нет никаких предрассудков?
– Ну, раз уж вы так хотите мне что-то показать... – И
он решительно вошел вслед за ней в туалет.
– Это здесь! – повторила Надежда и шагнула к крайней
справа кабинке, той самой, где, как она помнила, лежала покойница.
Кабинка была пуста. Ни трупа, ни каких-то доказательств его
пребывания – ни красной туфельки, ни выпавшей из сумочки туши или пудреницы...
– Но она была здесь... – растерянно проговорила
Надежда, разглядывая кафельный пол, словно надеялась, что на нем внезапно
материализуется неуловимый труп. – Она была здесь...
Она боялась повернуться к метрдотелю, но даже спиной
чувствовала его взгляд – презрительный, насмешливый, издевательский...
– Наверное, это в другой кабинке... – пробормотала
Надежда Николаевна и без всякой надежды на успех распахнула вторую, третью,
четвертую кабинку...
Все они были пусты.
– Вам еще не надоело? – чрезвычайно сухо осведомился
метрдотель. – Знаете, что я вам скажу? Эта шутка и с самого начала была
достаточно глупая, но повторять ее снова, еще и еще раз – это уже ни в какие
ворота не лезет!
– Но она была, была! – в отчаянии воскликнула
Надежда. – Я даже взяла у нее из сумочки визитку...
– Визитку? – переспросил мужчина с вежливым
интересом. – Где же она?
– Вот, у меня в сумке... – Надежда Николаевна
расстегнула свою собственную сумку и принялась рыться в ней. Ей попались под
руку расческа, ключи от квартиры, пачка бумажных носовых платков, сложенная
вчетверо записка с перечнем продуктов, которые она собиралась купить позавчера
в магазине, использованные билеты в кино, календарик за прошлый год, невесть как
попавшая сюда фирменная упаковка сахара из кафе «Гурман», пудреница...
Она подумала, что в ее сумке в отличие от красной сумочки
беспокойной блондинки нет никакого порядка, в ней уйма лишних вещей, которые
давно нужно было выкинуть, и тут наконец нашла чертову визитку.
– Да вот же она, – проговорила Надежда, протягивая
визитку метрдотелю.
– Интересно. – Тот взял визитку двумя пальцами. –
Сейчас мы наконец узнаем, как зовут вашу неуловимую покойницу...
Он взглянул на карточку и с непередаваемым сарказмом сообщил:
– Ее зовут Лев Борисович Марковский, и она – стоматолог...
– Ах, это не то... – Надежда Николаевна всплеснула
руками. – Это действительно визитка моего стоматолога... я хотела
сходить к нему на следующей неделе...
– Вот и идите, – посоветовал ей метрдотель, возвращая
ей карточку. – Сходите к стоматологу, к терапевту... а лучше всего к
психиатру! И больше не действуйте мне на нервы!
– Но она была... – пролепетала Надежда, тупо глядя в
свою раскрытую сумку.
– Все, хватит! – Лицо метрдотеля перекосилось. –
Мне это уже надоело! Хорошенького понемножку!
В это время дверь туалета распахнулась, туда заглянула
молодая девица в коротком черном платье. Девица была сильно навеселе. Увидев
мужчину, она решила, что ошиблась дверью, попятилась, взглянула на буквы на
двери и снова шагнула внутрь:
– Эй, лапусик, ты, часом, ничего не перепутал?
– Да вот, сделал операцию по перемене пола, а все никак не
привыкну, – ответил метрдотель с обворожительной улыбкой и удалился.
Девица проводила его заинтересованным взглядом, вошла в
туалет, покачиваясь, и только тут заметила Надежду Николаевну.
– Я вам, кажется, помешала? – проговорила она
насмешливо. – У вас здесь было свидание?
– Ничего страшного, – ответила Надежда с
улыбкой. – Это был деловой разговор.
Она вышла прочь, изо всех сил сохраняя на лице улыбку, и
снова пошла в сторону зала. Когда ехидная девица скрылась из виду, улыбка на
лице Надежды сменилась напряженным выражением.
«Что же происходит, – думала Надежда Николаевна. –
Ведь я ее действительно видела... Неужели я схожу с ума? Или мне что-то
подмешали в бокал?»
За этими неприятными мыслями она не замечала, куда идет, и
очнулась, только когда оказалась в шумной и жаркой ресторанной кухне.
Перед ней, как матросы на корабле, суетились повара и
поварята. Кто месил тесто, кто шинковал овощи, кто разделывал мясо, кто
колдовал над соусом. Посредине кухни величественно и невозмутимо возвышался
шеф-повар, мрачный брюнет с пышными кавказскими усами, в белоснежной поварской
куртке и высоченном крахмальном колпаке. К нему время от времени подбегал
кто-нибудь из подчиненных и подобострастно обращался: