1. ЧЕЛОВЕК ЗА ШИРМОЙ
— Итак, вы ее ударили. Вы ударили девушку по лицу, и после этого она разделась догола?
— Вот еще! Не передергивайте, я так не говорил. В лифте она просто расстегнула плащ.
— Ранее вы упомянули, что часть одежды она сняла в машине. Простите, вы это с ней оговорили заранее? Я имею в виду модель поведения.
Человек за ширмой недовольно заворчал:
— Что за ерунда, охренеть можно! Милеша вела себя абсолютно естественно. Ей нравилось подчиняться. Ладно, в машине я сказал ей, чтобы сняла серьги и кольца.
— Что было на Милене, кроме плаща?
— Серые замшевые туфли на высоком каблуке, с такой, знаете… змейкой вокруг лодыжки. И кружевное белье. Прозрачный бюстгальтер, поддерживающий грудь снизу.
— Хеви-пирс, тату, скрабстил, принты?
— Вот еще! Вы плохо слышите? Я же сказал — только расстегнулась. Был виден живот, очень смуглый, со «светлячком» в пупке, и тонкие полосочки незагорелой кожи от бикини…
— Господин Костадис, постарайтесь перебороть смущение, иначе мы не продвинемся ни на шаг.
Смешок.
— Да плевал я! Какое, на фиг, смущение?! Если что и мешает, так это ваше сопение. Отвыкаешь, знаете ли, от живого присутствия… Мы что, не могли общаться через сеть?
— Все верно; свидетели и потерпевшие имеют право на дачу показаний в сети, кроме случаев применения особой процедуры дознания. Мне самому неловко, но сейчас как раз такой случай. В целях сохранения вашей же безопасности видеодопрос исключен.
— Ладно, не давите терминами, потерплю!
— Вы настаивали, чтобы девушка разделась, или она это проделала без подсказки? Опишите подробно, что происходило с той минуты, как вы вошли в лифт.
— Милеша… В кафе она назвалась Милешей. Она прислонилась спиной к двери, и… Это… Выставила коленку, сложила губы трубочкой и убрала руки за спину.
— Дальше.
— Я потянулся ее поцеловать, но она отстранилась. Скользнула вбок…
— Вы ее ударили?
Человек за ширмой громко вздохнул.
— Господин Костадис, лично я не нахожу в ваших действиях ничего предосудительного. Порог насилия не был превышен.
— Да ладно, все ясно, но я ведь дал согласие на раскодировку. Вы могли бы сами…
— Раскодировка будет проведена. Но ни я, ни кто-либо другой не войдет в сценарий без допуска экспертного совета.
— Труса празднуете?
— Господин Костадис, без заключения о полной безопасности мы не решимся даже на пошаговый проход, и то без вашего разрешения мы можем исследовать только стрим девушки. Вы предоставите свой чип для просмотра?
— Не уверен, что это хорошая идея…
— Что ж, это ваше право.
Снова хриплый смешок. Человек за ширмой отпил воды из стакана.
— Здорово их тряхануло, да?
— Господин Костадис, как официальное лицо и представитель компании я не могу давать личных оценок.
— Для дознавателя экспертного совета вы очень молоды.
— Я отслужил десять лет в уголовном розыске. Приглашение на работу в телеканал я получил три месяца назад.
— Да ладно, я не хотел вас обидеть!
— Никакой обиды. Вы вправе заявить руководству, что требуете другого дознавателя. Возможно, они пригласят кого-нибудь со стороны.
— Вот еще! Не хватало повторять все по второму кругу! Нет, нет, вы меня устраиваете. Просто так давите, словно я преступник.
— Господин Костадис, вернемся к лифту. Вы уверены, что это был ваш дом и ваш лифт?
— То есть?
— Вам ничего не показалось необычным? Возможно, стены поменяли расцветку, изменилась форма светильников, высота потолков?
— Что за намеки? Вы изучили медицинское заключение и знаете, что я не употреблял ни алкоголь, ни драг. Я не служу в полиции, у меня на ладони нет универсального принта. Как, по-вашему, я сумел бы пройти в чужой жилой блок?
— А от кафе вы вели автомобиль сами?
— Что за ерунда! Само собой, вел автопилот. Мы с девушкой сидели на заднем сиденье.
— Вы пытались проявить инициативу в машине?
— Я сказал ей, чтобы сняла украшения.
— Она сразу послушалась?
— Да… Чувствовалось, что ее возбуждает подчинение.
— Что было потом?
— Мы смотрели какую-то белиберду про моды, я угостил ее вином. Ладно, если вы намекаете на секс, то я и пальцем ее не тронул.
— Вы можете вспомнить, что Милена вам говорила?
— Она вообще крайне редко открывала рот. Я спросил, какие духи она предпочитает. Милеша сказала, что будет пользоваться тем парфюмом, который мне нравится. Ладно… Я поинтересовался, есть ли на ней что-то под плащом. Она пожала плечами и улыбнулась. Я спросил, доверяет ли она мне. Она ответила «да». Я приказал снять гирлянду. У нее в волосах была очень милая гирлянда, настоящий фейерверк, но мне хотелось потрогать живую женщину, а не елочное украшение. Она послушалась и распустила волосы. Ладно… Тогда я приказал снять трусики и отдать их мне. Она отложила сумочку и начала развязывать пояс… Слушайте, это ерунда какая-то! Я что, должен вам пересказывать поминутно весь вечер?! Я дважды заявлял, что не заметил ничего неестественного, ничего выходящего за рамки реальности, и так далее…
— Прошу извинить, господин Костадис, но, возможно, я что-то замечу?
— Вот еще! Вас ведь не вывести из себя, так? Ладно, ладно… — Человек за ширмой сделал жадный глоток. — Я сказал ей, чтобы сняла нижнюю часть комбинации, не расстегивая плаща. И чтобы при этом смотрела мне в глаза, не отрываясь. Милеша сделала, как я хотел. Она откинулась назад, подняла ноги вверх, на подголовник переднего сиденья, и запустила руки под плащ…
— Вы упомянули, что девушка смотрела вам в глаза. Не было ощущения, что она смеялась?
— Нет, я бы сразу заметил. Ненавижу фальшь. Она была очень серьезна. Она… Вам пока что не понять этого, вы еще молоды.
— Прошу вас, попытайтесь объяснить. Не совсем же я мальчишка…
— Вот вы работаете в компании, а сами не желаете вдаваться в методы, в нюансы ее деятельности… Неужели не ясно, что клиент как раз и платит за эту серьезность, за искренность? Да кто бы купил у вас эти хреновы сценарии, если бы в них снимались обычные актеры?! Я тридцать лет в бизнесе и как-нибудь отличу правдивое чувство от самой качественной фальши! Милеша привязана ко мне, понятно вам? Я понятия не имею, кем она увлекалась месяц назад и из какой деревни вы ее вытащили, но сейчас она влюблена… Ни хрена она не смеялась…