Рудимент - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Сертаков cтр.№ 26

— А что означают буквы «НРР»? — поинтересовался я.

— Какие еще буквы? — занервничал шеф. Мня показалось, он прекрасно понял, о чем я говорю. Но раз не стал отвечать, то и я не развивал эту тему. При медленном просмотре, перед самыми титрами, иногда в уголке, на долю секунды, возникало это загадочное сокращение. Возникало и моментально пропадало. «НРР» я уже встречал, в Москве, на заставках перед некоторыми художественными лентами. Я прогнал, очень медленно, штук восемь мультиков, самое начало. Создавалось впечатление легкого, почти незаметного, скачка. Словно кому то было поручено вырезать кусочек с тремя буковками, но цензор отнесся к своим обязанностям халатно и кое-где пропустил.

— Ах, вот ты о чем, — отмахнулся Винченто. — Скорее всего, марка записывающей аппаратуры. Что-то в этом роде, типа маркировки на пленке. Но фильмы еще не прошли окончательной редакции, все лишнее уберут. — Он почесал нос и не удержался от ремарки. — Да, надо же, какой ты наблюдательный! Дэвид не зря говорит, с тобой надо ухо востро держать…

— Мне кажется, я где-то видел майку с этими рожами! — поделился я, в сотый раз вглядываясь в уродливый профиль своего будущего персонажа.

— Не сомневаюсь! — ободряюще улыбнулся доктор. — Ты же понимаешь, кино — это индустрия. Так что дерзай, Питер, но сильно не переутомляйся. Завтра кроме Сэма я пришлю к тебе монтажера и оператора в одном лице. Он классный парень, уверен, вы подружитесь. И сильно не переутомляйся. В субботу поедете с Дэвидом к океану. Я говорил с твоим врачом, он считает, что на следующей неделе тебя можно готовить к операции. Если ты не передумал, конечно?

О, нет, конечно, я не передумал. Консилиум и так совещался слишком долго. Уже одна идея, что можно восстановить подвижность левой руки, вгоняла меня в самые радужные мечтания. Боже мой, как люди не понимают, что это за мука, наблюдать свои тощие белые конечности и быть не в силах шевельнуть даже мизинцем!

Винченто хорошо знал, чем поднять мой боевой задор. Он не шантажировал меня, Боже упаси, но ухитрялся всякий раз в минуту сомнений ловко напомнить, почему я здесь нахожусь и кому всем обязан…

И я принялся за переводы. За несколько дней я настолько вошел в образ мультипликационных кретинов, что их кошмарные словечки начали прорываться из меня к месту и не к месту. Помимо того что-то переключилось в черепе, я почти что начал мыслить, как эти два урода. Потому, когда инженер Сэм и монтажер Александр, который, по совместительству, оказался потрясающим вэб-дизайнером, привлекли меня к режиссуре, я почти не испытал трудностей.

Я имею в виду, профессиональных трудностей. Какая-то темная мыслишка цепляла и отравляла весь ход работ. Но распорядок дня натянулся, как басовая струна в рояле; иногда меня везли с процедур чуть ли не бегом, чтобы завершить кусок, скомпоновать отрывки, а затем снова бегом — к другим медицинским пыткам.

Мы сообща сочинили штук тридцать серий. Иногда к вечеру у меня возникало ощущение, точно купаюсь в собственной блевотине. Самые низкопробные сюжеты приносил Александр, он намечал основную нить. Но какие бы идиотские извращения мне ни приходили в голову, оба инженера все послушно записывали и претворяли на экране. Не знаю, какое количество этого бреда увидело свет, но Винченто никогда не говорил, что я хватил через край. Наши герои-мальчишки по скудоумию били все рекорды, я бы никогда их не то что в школу, я бы их из психлечебницы не выпустил.

…Когда учитель поручил придумать спортивный праздник, они устроили состязания, кто наложит кучу побольше. Они вырыли подкоп под пляжной раздевалкой, чтобы подглядывать за женщинами, и их там чуть не засыпало. Все в таком духе…

— Грандиозно! — ни капельки не смущаясь, повторял Винченто, отсматривая материал. — Что такое компьютерные игры, Питер? Монотонная интеллектуальная нагрузка, провоцирующая нездоровые последствия для мозга. Наша задача — сдвинуть этот пласт. Ввести своего рода ударные, пиковые возмущения дремлющего эмоционального заряда, и неважно, в положительной или отрицательной области. Наша задача — взбудоражить и рассмешить детей, вывести их из-под пресса скучных уроков, бесконечных игр и произвола родителей…

Компьютер творил чудеса. В какой-то момент Винченто остановил процесс, видимо понял, что мне невмоготу. Он сообщил, что с понедельника перейдем ко второй фазе. Совсем другой тип деятельности, никаких луж блевотины во время скрипичных концертов, никаких гигиенических тампонов. Очень вовремя он это сообщил. Но до понедельника произошли кое-какие изменения.

Я стал полноправным служащим Крепости. У меня появился собственный банковский счет, регулярно пополняемый. И я мог следить за приростом своих денег через Интернет. Свободные часы я посвятил изучению биржевой деятельности; поскольку запросы мои были довольно скромные, я рассчитал, что через год смогу рискнуть в одном из трастовых фондов. Самую большую доходность, правда, вкупе с огромным риском, приносили бумаги высокотехнологичных компаний и фирм, производящих софт. Причем я заметил, что чем меньше фирма, тем выше шансы утроить капитал. Или потерять все.

Но Винченто посулил свести меня с опытным маклером. В свое время, если буду качественно отдаваться общему делу.

Я научился видеть других служащих. Если они вкалывали в таком же лихорадочном темпе, то ничего удивительного, что мы никогда не встречались. Здешние люди проявляли минимум любопытства. Сотрудники нашего корпуса «С» завтракали в две смены в нижней столовой для персонала, затем дисциплинированно собирались на получасовой обед и так же молниеносно рассасывались по комнатам. Я очень долго не мог привыкнуть к отсутствию курилок. Постепенно многие начали мне улыбаться, кивать при встрече, с несколькими женщинами я ухитрялся переброситься парой слов, когда катился мимо большой столовой, в зальчик для пациентов. Но не более того.

Никто не собирался группками в парковых беседках, как в Москве. Никто не сидел на подоконниках и не примерял колготки.

Да, существовала столовая для пациентов, и с постоянными обитателями этажа мне предстояло познакомиться как раз на этой неделе. Произошло это случайно и при довольно грустных обстоятельствах. Мой санитар Дэвид занимал комнатку по соседству. Точнее, жил он в городе, у себя дома, а в соседнем помещении располагалось нечто вроде сестринского поста. Диван, телек, маленькая кухня и восемь экранов. Дэвид чередовал ночные дежурства еще с тремя санитарами, но поскольку мои спастические приступы практически исчезли, то сменщиков я не запоминал. Обидно, что в их комнату я тоже не мог попасть. Помимо опознавательного чипа в браслете, что носили здесь все сотрудники и сдавали перед выездом в город, у Дэвида имелась еще и специальная карточка, открывавшая ему положенные по рангу двери.

В четверг мы направлялись с ним вниз, в так называемую Голубую операционную, на очередную энцефалограмму. Я ждал Дэвида в коридоре, а он что-то забыл и вернулся к себе на пост, быстро проведя карточкой в прорези на дверном косяке. Без всякой задней мысли я вкатился за ним, и тут же заморгала красная лампочка на потолке. Дэвид чертыхнулся и поскорее вытолкал меня наружу. А к нам уже спешил охранник.