Симона закончила. В пакете шуршал мельчайший стеклянный порошок. Старшая сестра, несомненно, будет удивлена, но не покажет ни удивления, ни радости. Мама, пожалуй, изобразит брезгливое недоумение, её любимое выражение, когда дело касается младшей дочери…
Опара поднялась великолепно. Симона осторожно открыла пакет, ещё раз проверила его содержимое, чтобы не осталось крупных кусочков, и всыпала стеклянный песок в тесто. Она надела фартук, включила погромче любимый «Депеш Мод» и погрузилась в приятнейшее из занятий. Что может быть лучше, что может быть слаще и благодарнее, чем труд кондитера?
— Посмотри на Анжелу! Уж она-то выбрала крепкую, надёжную профессию!
— Какому мужу в наше время нужна жена-кашевар?
— У нас в доме, как в сказке, старшая сестрица — умница да умелица, а младшая… непонятно что.
— Это стыдно рассказать! Отучилась за такие деньги десять лет в гимназии и заявляет, что пойдёт в кондитеры!…
— Вот отец приедет, дурь выбьет!
Симона разогрела духовку, смазала маслом противни, разложила бумагу. Как положено, разделила сдобу на три куска, выставила тарелочки с начинками. У неё всё ладилось, всё получалось как нельзя лучше. Единственным местом, где она не волновалась, где её мятущаяся натура успокаивалась и приходила в блаженное состояние, была кухня — где она оставалась наедине с любимыми послушными сковородами, кастрюльками, скалками и ножами.
Она ловко раскатала первый пирожок, положила в центр ложку марципановой пасты, изготовленной по собственному рецепту. Туда была добавлена варёная сгущёнка, коньяк и несколько мелких ингредиентов, составлявших военную тайну. Пышное тесто не липло к рукам, вскоре от плиты поплыл несравненный, вызывающий желудочные спазмы аромат. Второй пирожок Симона начинила жареными куриными потрошками вперемешку с лучком, третий получился с сыром и жареными опятами…
Старшая сестра приедет из своего японского заведения поздно, но мама без Анжелы ужинать не сядет. Мама, как всегда, недовольно и наигранно вздохнёт, обозначая своё страдальческое существование, но пирожки своей дочери она любит не меньше Анжелы…
Симона улыбалась и напевала.
Жалко, что за столом не будет папы. Папа вечно морщится, стоит маме завести свою любимую песню о бездарной младшей дочери. Папа жуёт, слушает о том, какая восхитительная у них старшая, и как подкачала младшая со своими кулинарными и кондитерскими замашками, и смотрит сквозь Симону. Папин взгляд похож на дуло ружья, папины мысли похожи на затихший океан перед бурей. Буря происходит за пределами, там, где Александр Грач перестаёт быть семьянином, а становится главой совсем другой семьи. Но Симоне всякий раз зябко, когда два холодных ствола его глаз останавливаются на её лице.
Папа любит их обеих, но папа презирает неудачников. Папа слушает маму, слушает об успехах дочерей, улыбается старшей. Старшей он подарил кабриолет, как и обещал. К свадьбе он обещает подарить ей дом. Естественно, в семью Грач не войдёт абы кто; жениха Анжеле тоже подарит папа. У Анжелы всегда было и будет всё, её все обожают. Потому что она оправдывает надежды. Старшая сестра скорее отравилась бы, чем променяла японоведение на пирожки с земляникой…
Симона представляла, как это произойдёт, потому что накануне не поленилась, добралась в библиотеке до очерков судебной экспертизы и всё хорошенько изучила. Она хорошо представляла, как они будут корчиться. Не сразу, постепенно…
Симона пела.
9
ЛОЛА
Тошно жить на белом свете
В нём отсутствует уют:
Ветер дует на рассвете,
Волки зайчиков грызут…
Из детских сочинений.
— Господи… — прошептал Гризли. — А мы здесь ничего не знаем…
— Теперь знаете, — хмыкнул капитан Бузина. — Подозреваю, что сегодня вечером повторят в новостях. Ладненько, я ещё раз попытаюсь открыть вам глаза. Народными, так сказать, средствами. Наш человек общался с матерью Боба Илинеску; парень у вас в школе законно освобождён по болезни, но тоже третью ночь отсутствует дома. Мать Илинеску утверждает, что её сын водит тесную дружбу с Владом Кисановым из десятого класса. Их семьи раньше рядом жили в Заречье.
— Даже если и так, моя дочь с ними не дружит и никого не била!
— Но вы мне солгали. Зачем?
— Я не хочу её впутывать.
— Угу. Она уже впуталась, по самое не могу. — Гризли мучительно соображал.
— А родители Кисанова вам не дали его сотовый номер?
— Дали. Не отвечает.
— У него есть ещё один номер, я его разведал чисто случайно, — Гризли смотрел в сторону. — Однажды Лола ночевала у меня и куда-то с ним отпросилась. Она сказала, что этот номер на самый крайний случай. Что если я по нему позвоню просто так, она мне больше не будет доверять. А Кисе придётся выкинуть сим-карту.
— Подождите, — капитан отдал пару распоряжений. В кабинете тут же материализовался сержант с чемоданчиком. Чемоданчик был поставлен на учительский стол так, что его содержимое оказалось от Гризли скрыто. Бузина протянул ему широкую эбонитовую трубку с витым шнуром, а сам нацепил наушник. Сержант при этом, не переставая, кидал в рот чипсы. — Ладненько, говорим сначала ваш сотовый номер. Угу, теперь его номер. Говорим…
Гризли слушал гудки. Капитан и сержант синхронно молотили челюстями.
— Влад? — Дыхание в трубке.
— Влад, это папа Лолы. Пожалуйста, позови её. Я знаю, что она с тобой. Честное слово, я не собираюсь звать её домой, гуляйте, сколько хотите… — Полицейский вращал рукой, поощряя Гризли развивать монолог как можно дольше. Другой рукой он прижимал к уху наушник. — Мне просто надо сказать ей несколько слов… Может быть, ей нужны деньги?
Трубка молчала Гризли так, и подмывало крикнуть в сетчатую мембрану: «Живо позови мою дочь, засранец, дерьма кусок! Не то я тебя упеку в колонию, я тебе ноги выдерну, сучонок!»
Господи, да что со мной?
Гризли ослабил галстук, затем плюнул на возможные последствия, снял его и засунул в карман. Если Вержу начнёт возмущаться, что одет не по форме, пошлю её к чертям собачьим! Он в очередной раз удивился собственной нетерпимости. Неужели всё из-за Лолы, из-за её невольного соучастия в избиении? Гризли категорически не желал произносить слово «убийство» рядом с именем дочери, даже про себя он избегал подобных приближений. Лола здесь ни при чём, это нелепая случайность.
Как только он её найдёт, заберёт немедля! Если понадобится — посадит под домашний арест или увезёт в другой город, но Маринке с её Яковом точно не доверит! А этого угреватого мерзавца Кису он сотрёт в порошок.
— Папа? Что тебе надо?
— Лола, дочура… — Гризли поперхнулся. — Лола, где ты?
— Ты разве не знаешь, куда звонишь? — голос дочери звучал сухо и отстраненно. — Я ведь просила тебя не разыскивать меня, я не ясельный ребёнок.