Баронесса Изнанки - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Сертаков cтр.№ 62

Анка вышла в калитку. Слева, в наползающем тумане, она различала силуэт мельницы и громадное восьмиугольное колесо, неторопливо черпающее и отдающее реке воду. В верхних этажах мельницы светились огоньки, там до сих пор шла работа. Постоялый двор и трактир остались еще левее.

Как же она успела так далеко умотать?

Первая иголочка страха кольнула ее в сердце. Можно попытаться вернуться назад тем же путем, держась стены теперь уже левой рукой. Но кто поручится, что она не запуталась до того? Младшая уже совсем не была уверена, что все время шла вдоль стены. Кажется, после лесопилки она пару раз свернула, обходя какие-то сарайчики.

Можно было, конечно, закричать, но тогда... Она представила себе, как будет стыдно, когда сбегутся люди, с оружием и собаками, бросят веселье, а многие вообще проснутся. Они прибегут, окружат ее с фонариками, и ей придется объяснять, что ничего не случилось, просто стало страшно и потому пришлось поднять на ноги всю округу.

Анка решительно развернулась к ограде, и тут...

Тут она заметила цепочку голубоватых огней у себя за спиной и невольно похолодела. Винные пары окончательно выветрились. Младшей моментально припомнились слова лорда Фибо насчет границы голубых огней. А потом то же самое повторил хозяин постоялого двора, высокий пузатый фэйри, красноносый и беззубый. Все шумели, орали, и Анка тоже слушала вполуха, а когда переспросила, ей сказали, что можно не беспокоиться, главное — ни в коем случае не уходить за границу голубых огней. Полуразумные цветочные эльфы, которых полно водилось по берегу реки, не гарантировали безопасности за пределами круга. Защитить от демонов цветочный народ не мог, но уже пятьсот лет исправно предупреждал о кикиморах, водяных пони, совах-оборотнях или глейстигах.

Младшая всполошилась. Ока ухитрилась перешагнуть границу холодных голубых огней, но, к счастью, не успела уйти далеко! Раз огоньки голубые и стоит тишина, только стрекочут насекомые, значит — внутри круга все спокойно. Кажется, хозяин предупреждал, что в случае опасности цветочный народ поднимает шум, а голубые огоньки сменятся красными, похожими на волчьи глаза.

Анка шагнула назад, в проем калитки, и поскорее перебралась за границу голубоватого свечения. Казалось, что искрят закрывшиеся на ночь цветы. Потом в траве обозначилось легкое шевеление, словно взлетела стрекозка. Младшая поколебалась немного, уж очень интересно было бы понаблюдать за настоящими эльфами. Не за глупыми пьяными мужиками, в одного из которых ускоренными темпами превращался Бернар, а за теми самыми, о которых сложены сказки.

Нет, ей вовсе некуда спешить. И совершенно незачем так быстро покидать столь замечательное место. От скошенной высокой травы пахло так же, как в детстве. Короткими сонными трелями перекликались ночные пичуги, их ласковое курлыканье подтверждало, что рядом нет хищников, и не ожидается непогода. Ветер блудил где-то высоко в компании желтой луны. Младшая ощущала смутное, плаксивое томление в груди, как будто вот-вот должно произойти что-то печальное и светлое одновременно.

Ей показалось, что где-то очень далеко Бернар выкрикивает ее имя. Ничего, пусть попляшет со своими кудрявыми родственницами, которые моются, небось, раз в месяц! Тихонько дышал лес, вдали ухали совы, а звезды сияли так ярко, что, кажется, можно было читать газету, Постукивало мельничное колесо, подвывала музыка, визжали девушки. Анка опустилась на колени и протянула руки к голубым искрам. От травинок, от уснувших бутонов по кончикам пальцев потек голубой прозрачный огонь. Он добрался до локтей, обвивая кисти рук, как нежный шелковый платок. Огонь пульсировал, стекая обратно, впитываясь в траву.

— Мне очень плохо, — неизвестно кому пожаловалась Младшая. — Мне плохо, потому что меня здесь никто не любит. Меня любит мама, но она очень далеко. Еще меня любит брат, но он... с ним еще труднее. А мама сейчас, я знаю, что она сейчас бы сказала. «И в кого ты у меня такая правильная дурочка?»

Анке показалось, что сбоку, на периферии зрения, среди высоких стеблей речной травы показались два крошечных человечка, оба с огромными глазами навыкате и двумя парами очень быстро трепещущих крыльев. Она повернула голову, но снова увидела только маслянистый плеск реки и колыхание водорослей. Но кто-то за ней наблюдал из травы, совершенно точно!

Вместо того чтобы замолчать, она странным образом воодушевилась и продолжала делиться своими горестями.

— Это потому, что я вечно ко всем привязываюсь, как банный лист, так маманя тоже меня называет. Вначале мы жили себе спокойненько в поселке, в школу ходили, и тут приперся Лукас со своей огромной черепахой-реанимацией. Я могла дома сидеть, а вместо этого побежала за Марией. Стала Марии помогать, и раненых бинтовала, и, когда ей плохо было, тоже с ней сидела.

И что? И ничего: как была она деревяшка, так и осталась. Только себя любит и о черепахах заботится, чтобы прожить подольше. Я ее раньше любила, Марию, мне казалось, что она всем людям на Земле помочь хочет. Атланты эти, они Валечке столько наобещали, а все обманывали. Им главное — только для себя.

Ее слушали. За ней наблюдали. У Анки появилась твердая уверенность, что это очень важно — рассказать и попросить совета. Хорошим рассказчиком она себя вовсе не считала, однако те, кто слушал сейчас ее речь, и не нуждались в приглаженных, правильных оборотах. Спроси кто, Анка не смогла бы объяснить, зачем она это делает.

— А потом я помогала доктору Шпееру. Он очень был хороший хирург, честное слово. Я даже так думаю, такого хирурга можно долго искать, и не найдешь. Потому что он несколько человек безнадежных при мне спас. Он профессора Харченко спас тоже. Я к нему так привязалась. Если совсем честно, даже полюбила немножко. Ну, не так, как парня, а, короче... короче, неважно. Он никогда мне ничего плохого не делал, разговаривал обо всем, показывал, учил. А потом его убили. Оказалось, что он предатель и обманщик. Только я так и не поняла, почему предатель. Он у атлантов хотел секреты реанимации разузнать, чтобы все люди могли пользоваться. Вот так. После Шпеера мне поговорить больше не с кем. Бернар совсем другой стал. Я раньше ревела, как дура, за него переживала. Я все для него делала, все что просит. Чуть не померла со страху, когда этой собаке кровь давала свою лакать. Думала, заору, когда зубами вцепился, мог ведь руку всю откусить. Не заорала. И потом, когда кошки напали, не орала. Это не потому, что я смелая, нет. Трясусь, как заяц. Просто я думала, что раз мы вместе, с Бернаром и остальными, то и должны все вместе до конца. А они... Никто за меня не переживает. Они каждый за себя, им наплевать. Им только покажи острова волшебные. А если бы Мария им могла сама черепах сюда спустить, все про меня забыли бы и про Вальку уж точно. Ой, да что же я все жалуюсь? Мне просто обидно, что опять я им помогать должна. Ритуал какой-то выдумали, прямо как индейцы какие-то. Вот если бы мне попались эти друиды, которые через мост пускают, я бы им все объяснила. Я бы для них уборщицей согласилась работать, что угодно. На периферии зрения кружило несколько тонких голубоватых фигурок. Они то вальсировали в дрожащем воздухе, то сливались с голубым сиянием цветов. Получался неровный шар. Когда Младшая случайно резко взмахнула рукой, шар распался.