Пленники Пограничья - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Сертаков cтр.№ 14

— А в пупок зачем?

— А как, по-твоему, спящего кормить? Специальный канал обеспечивает доступ к желудку и кишечнику.

Старший поежился, но промолчал. Предстояло открыть правую пазуху.

Он со всей силы закусил нижнюю губу и придал лицу самое равнодушное выражение, но не сумел сдержать крика. Там, внутри, Анка двигалась.

— Дядя Маркус, она… она… — непослушными губами прошептал Старший, отскочил назад, споткнулся и грохнулся в жесткую вонючую солому.

Маркус и пастух рванулись к пазухе одновременно, потом перебросились парой слов и засмеялись.

— С ней полный порядок, Эхус проводит стимуляцию мышц, иначе они атрофируются, — успокоил реаниматор. — Девочке осталось максимум три дня а потом вы встретитесь уже дома. Теперь тебе предстоит обойти всех и просто послушать… Поговорим после.

Старший в сопровождении молчаливого пастуха трижды садился в карманы, и трижды ему прикрепляли к голове управляющий офхолдер. Но на этом неудобства не заканчивались; для кормильца нашлось кое-что пострашнее, чем пара пиявок, вцепившихся в кожу головы. Из нижнего «люка», ведущего в брюхо зверя, Маркус извлек нечто вроде гибкого широкого пояса, заставил Вальку закатать рубашку и приладил пояс на голое тело. Боли не было, только горячая удавка облегала талию все крепче и крепче. Старшего усадили в кресло пастуха и велели дышать часто и поверхностно, чтобы не мешать зверю верно найти точки сцепления…

Валька немного испугался, когда из-под багрового жгута, охватившего поясницу, словно средних размеров анаконда, тонкой струйкой потекла по боку кровь. Маркус вытирал бинтом и убеждал, что это неопасно. Главное — не терпеть боль, ни в коем случае! Сильная боль означает, что данный Эхус создан для другого кормильца и не соглашается рожать…

Больно стало где-то через полчаса, но реаниматор попросил еще немного потерпеть. После освобождения от живого «пояса» Валька нащупал запекшуюся ранку на позвоночнике и еще две — по бокам.

К вечеру он чувствовал себя в крайней степени истощения. Он не бегал, не дрался, не скакал на дискотеке. Вместо этого плотно покушал и провел больше четырех часов в сидячем положении, но устал так, что из третьей черепахи не смог самостоятельно выбраться.

— На сегодня достаточно, — подвел итог Маркус, скармливая Вальке горсть витаминов. — Голова болит?

— Ага… Дядя Маркус, они совсем не такие, как тот… Ну, который был у дяди Лукаса…

— Ничего не говори. Сейчас спи, итоги будем подводить послезавтра.

Его устроили на ночевку прямо в кузове грузовичка. Расстелили спальник, а поверх устроили палатку в палатке, натянули плотную противомоскитную сетку. Валька прихватил с собой в дорогу несколько журналов, плеер и кассеты с новыми записями, но захрапел, едва коснувшись щекой мохнатой изнанки спального мешка.

Наутро повторилось то же самое, только с гораздо более плачевными последствиями для «испытателя». Ранки от присосок Эхуса саднили и кровоточили вместо того, чтобы затянуться, как раньше, за три минуты. Уже первая с утра черепаха довела кормильца до судорог и рвоты. Пришлось целых два часа отлеживаться в домике пастухов; Маркус предложил сделать перерыв, но Старший воспротивился. Он поставил себе задачу: все закончить за три дня.

Когда к трем часам пополудни Вальку вытащили второго Эхуса, цветом кожи он походил на молодого аллигатора. Когда он очнулся, его голова лежала на коленях у женщины-пастуха. Женщина гладило по волосам, промокала лоб влажным полотенцем и тихо напевала. Ее муж приехал к края выпаса с полной тачкой свиных копыт и непереваренных костей. Семья пастухов смотрела на Старшего с ужасом.

— Они восхищаются тобой, — перевел Лукас с мелодичного языка слова женщины. — Они четыреста лет работают на этом выпасе и никогда еще не видели кормильца такой силы.

— Я тоже не помню случая, чтобы пять черепах подпустили одного пастуха… — вставил Лукас. — Невероятно!

— Еще три… — чувствуя новые позывы к рвоте, пробормотал Старший.

— Нет, дальше мучить тебя я не имею права. Существует угроза, что откажет печень. Сейчас поставим капельницу, выпьешь мясного бульона и будем спать…

Спать.

Вальке казалось, что он проспал целую вечность. Несколько раз он открывал глаза, смотрел мутным взором на свою зашинированную руку с торчащей из сгиба локтя иглой и снова проваливался в забытье. Больно не было, он плавал на ватном облаке. Он плавал и пытался докричаться до тех, кто бродил внизу, но они почему-то не слышали. Утро пятого дня принесло удачу. Валька нашел своего Эхуса. Седьмая по счету черепаха не отторгла его, и вместо отравления Старший почувствовал такой знакомый прежде прилив сил. В мгновение ока прекратилась дрожь в руках, наладилось круговое зрение, и полностью исчезла головная боль. Только теперь он понял, что остальные звери его всего-навсего терпели или… уважали в нем универсального пастуха.

Наверное, Старший мог бы их подчинить своей воле, мог бы заставить бегать и плавать, но не размножаться. Прежде чем началось бы почкование, чужеродная кровь черепах неминуемо бы его убила.

— Нашел! — не сдерживаясь, завопил он, что было мочи, и выскочил на спину зверю, даже не потрудившись отсоединить от головы теплые живые шланги.

Вальке было немножко обидно, что будущим отцом маленькой черепашки станет не тот Эхус, где последний день выздоравливала его сестра. Вот было бы здорово потом рассказать Анке!..

…Дальнейшее он помнил смутно, хотя все это произошло совсем недавно. Помнил, что Маркус долго говорил с кем-то по телефону, затем Вальке снова втыкали в руку иголку и мазали мазью воспаленные язвочки на затылке, возникшие после присосок. А Лукас читал что-то смешное из газеты, и снова они ехали на грузовике, но только вверх…

…Что-то случилось. Где он сейчас? Почему никто не отзывается? Может быть, Маркус ошибся, и одна из черепах все-таки отравила его своей кровью? Или он заболел уже после, в Архангельске? Или нет, какой Архангельск, он же маму встречал…

Но где он встречал маму, Старший так и не смог вспомнить. Мимо по коричневому морю проплывали светлые квадратики. Если за ними не следить, квадратики двигались медленнее, но стоило сосредоточься, как они ускорялись, сливаясь в бешеный хоровод…

Что же произошло после?..

Старшему казалось, что он весит несколько тонн. Он был беспомощным тяжелым слоном, упавшим в жирную медлительную реку, забитую илом и водорослями. Река несла его, обволакивала и все глубже засасывала во влажное чрево. Чей-то тонкий голос произнес: «Он просыпается, добавьте еще!» Старший обрадовался, что рядом люди, собрал в груди воздух для крика… и немедленно пошел ко дну.

Анке давно не было так страшно.

Словно завороженная, боясь выдохнуть, она наблюдала, как в гостиную дома Луазье один за другим входили люди. Они еле передвигали ноги, словно тяжелые больные на прогулке, или при каждом шаге боялись наступить на битое стекло. Всего собралось девять человек, восемь мужчин и одна женщина. В чем-то они были неуловимо схожи между собой.