Если женщина просит - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Серегин cтр.№ 7

Расчет оказался верным: зятька банкира задергало, заколыхало, как блоху на накаленной сковородке, он заверещал и, испустив длинный протяжный вой, выхлестнувшийся в какой-то щенячий визг, вдруг обмяк и расплылся по Ане горячим, потным и соответственно отнюдь не ароматным студнем.

Все.

Аня откинула голову, чувствуя, как его натруженное естество в ней обмякает и становится похожим на выжатую тряпочку.

Слава богу.

Кислый меж тем, кажется, на самом деле перетрудился. Он не шевелился, похоже, он даже затаил дыхание, чтобы успокоиться и прийти в норму.

Аня попыталась оттолкнуть его, но он был слишком тяжел. Впрочем, ей все-таки удалось несколькими движениями выползти из-под сомлевшего клиента и, подойдя к кровати и взяв сумочку, вынуть из нее сигарету и нервно закурить.

– Ну что, очухался? – спросила она, не поворачивая головы.

Юрка молчал.

Аня наконец-то удосужилась посмотреть на него и…

Сигарета выпала из ее пальцев.

Господи!!!

Кислов все так же лежал на животе, но теперь Аня увидела его с другого ракурса. С ракурса, который беспощадно давал понять: Юрка никогда не очухается после этого сексуального опыта.

Потому что он, этот опыт, оказался последним.

В голове Кислова зияла кровавая рана. Маленькая, совсем маленькая, крови почти не вышло – но ее с лихвой хватило, чтобы через эту дыру вышла и улетучилась душа детского приятеля Ани.

Его застрелили.

Застрелили, наверно, тогда, когда он… когда он кончил и испустил этот финальный стон.

Аня лихорадочно выхватила из сумки сотовый телефон и трясущимися пальцами, с трудом попадая в кнопки, набрала номер Дамира.

– Ну заговори же, заговори, – бормотала она, когда гудок за гудком уходил в пустоту и терялся, не выуживая спасительного баритона Дамира на том конце связи.

На десятом гудке он все-таки ответил:

– Да, слушаю!

– Дамир, это я, – быстро заговорила она, боясь, что он перебьет ее гневным окриком. – У меня тут…

– Я же тебе сказал: работай, и никаких порожняковых базаров! – рявкнул он.

– Да ты не… У меня… Дамир… Дамирчик! Кислова тут… убили Кислова! Только это не я… я его не… не убивала! А то подумают, что это я… что… на меня подумают… Дамирчик!

Дамир, уже раскативший было первый звук яростной отповеди, осекся. Помолчал. Потом тихо спросил:

– Что?

– Нет, я развлекаюсь! – с истерическими нотками выкрикнула Аня. – Натрахалась и прикалываю тебя!

– Ты во второй кабинке?

– Да… приходи.

– Сейчас, – коротко сказал он. – Буду через минуту. Ничего не трогай, с места не сходи. Ляг на пол, даже головы не поднимай. Все.

* * *

Дамир вошел в сопровождении своего личного охранника Вадима. Вошел и тут же плотно закрыл за собой дверь.

Его руки были в перчатках: вероятно, не хотел наследить и перекрыть возможные отпечатки пальцев своими.

Войдя, перчатки он снял и положил во внутренний карман пиджака. На Аню даже не взглянул. Она, совершенно голая, скорчилась на полу и смотрела на Дамира широко раскрытыми глазами, в которых был нескрываемый ужас.

Дамир склонился над трупом Кислова и несколько секунд смотрел на его простреленную голову.

– Та-а-ак, – наконец протянул он, – извиняюсь за каламбур, но – кислое дело! Да-а-а! Вот черт! Даже не знаю, что теперь делать.

Он перевел взгляд за Аню, а потом швырнул ей порванное платье, сопроводив это движение словами:

– Прикройся, дура!

– Что же теперь… что же теперь будет, Дамирчик? – пролепетала Аня.

– Что будет, что будет! Да ничего не будет! Ни кредита, который мне обещал Вайсберг, ни того, чтобы замолвить за меня словечко Андронику! Да и… – Тут он осекся, сочтя, что уже и без того сказал слишком много, а потом выключил продолжавшую играть музыку и подошел к Ане, присел перед ней на корточки и отрывисто спросил:

– Как все вышло?

– Я не знаю, – быстро заговорила Аня, кривя губы. – Он был на мне. Вот там, где он сейчас лежит. У него долго не получалось… я чуть не заснула.

– Конечно, весь вечер водку жрала! – яростно рявкнул Дамир, а потом, вероятно, сочтя, что словесного внушения недостаточно, ударил ее раскрытой ладонью по щеке так, что она упала на ковер. – Дура! Мокрощелка, шалава тупоголовая! Вот блядь! Да что же это такое?! Ну, конечно… конечно, на тебя подумают! Ты еще так демонстративно выкобенивалась на весь клуб: дескать, не буду его обслуживать, противен он мне. Сука!

– Дамирчик, – пролепетала Аня, конвульсивно прикрываясь рваным платьем. – Я ничего… никого не… не… спаси меня, Дамирчик!

И она уткнулась в его плечо бледным лицом со вскипающими на глазах слезами ужаса и боли.

Дамир остыл. Вероятно, даже в его не знающую жалости и сострадания душу запало сочувствие к этой переполненной страхом девушке. Конечно, проститутка не человек, даже если это элитная проститутка. Дамир всегда так считал. Но тут… тут и его может зацепить: его девчонка. Его кадр. А банкир Вайсберг – человек влиятельный. Если раскочегарит дело, можно и не отделаться одним закрытием клуба и полным банкротством.

Так что он, Дамир, с этой безмозглой плачущей сукой – в одной лодке.

Вероятно, так или примерно так он и размышлял про себя. Хотя кто их знает, владельцев ночных клубов, торгующих и распоряжающихся чужими жизнями куда наглее и полновластнее, чем своей собственной!

– Ну ладно, – проговорил он, положив ладонь на голову Ане и чуть шевельнув пальцами, обозначая призыв: успокойся. – Посмотрим… разгребем. Я велел никого из клуба не выпускать и никого не впускать. Давай подробно рассказывай: как все было?

– Да я уже все… все рассказала. Он кончил… я думала, что все, ему больше не захочется. Пошла к кровати. Закурила. А потом посмотрела – а он мертвый валяется. Вот… вот и все. Я сразу тебе позвонила.

Дамир почесал в черноволосой голове.

– Н-да, – протянул он, – история. Ну что же… ты оденься пока, Анька, а ты, Вадик, прикрой этого Кислого простынкой и сходи пока за этим жидом… за Вайсбергом. Будем разбираться.

Михаил Моисеевич Вайсберг, председатель правления «Орион-банка», одного из крупнейших банков города, недаром носил прозвище Ледяной.

Происхождение этого «прохладного» прозвища проистекало не только из фамилии банкира – Вайсберг, – легко и податливо переделывающейся в Айсберг, что, как известно, переводится как «ледяная гора» да и означает соответственно то же самое.

Михаил Моисеевич и был такой горой. Его ледяная расчетливость, непреклонность и совершенная бесчувственность в области, где, как известно, нет друзей, а есть корреспонденты, стали притчей во языцех. Злые языки многократно коверкали знаменитую песню Пугачевой, применяя ее к банковским и житейским реалиям, по которым, как по нитям и схемам, тянул свою жизнь глава «Орион-банка»: «А ты такой холодный, как Вайсберг в синагоге» или: «А ты такой крысючий, как Вайсберг в депозитарии». Слово «крысючий» восходило к любимому криминальными структурами слову «крысить» (бабки, лавэ, кредит) и соответственно означало человека, зажимающего деньги и во что бы то ни стало не желающего с ними расставаться.