– Нинка! – Алексей высвободился. – Не позорь
честь моего мундира.
– Ну и пожалуйста. – Она отстранилась. А ты что,
опять дрался, что ли?
– С чего взяла?
– Под губой синяк, и скула вон распухла…
– Глазастая… Нет, по пьяни в дверь не попал.
– Ага, знаю я эти двери. Лёш, ты бы поаккуратнее всё
же, ты мне целый и здоровый нужен. Слышал, охотника недавно зарезали? Ты ж с
ним, вроде, знаком был.
– Слышал, – по возможности бесстрастно ответил
Карташ. – Кто – нашли?
Нинка пожала плечами.
– Говорят, пьяный пырнул. Да кто ж искать-то будет?
Завтра хоронят… К ночи придёшь?
– Что?.. А… Нет, к ночи нет, ночью буду занят… Да тихо
ты, бешеная, говорю же – служба! – О готовящемся шмоне знать Нинке, ясное
дело, не полагалось. Во избежание. – Часикам к шести подойду. Успеем?
– От вас будет зависеть, господин офицер.
Послав ему воздушный поцелуй, Нина, демонстративной походкой
фотомодели – по крайней мере, так, как она эту походку представляла, –
направилась обратно на кухню. А Алексей проводил её взглядом, поклонился
зрителям (за что заслужил ещё одну порцию аплодисментов) и двинулся к КПП.
Знакомый зуд не исчезал – спасибо взращённой родителями
деятельной натуре. А дел предстоит много, он это подкоркой чувствовал…
Глава 7
Бродят слухи тут и там…
25 июля 200* года, 19.37.
Возможно, сравнение и банальное, но, едва прибыв в Парму
(кажется, сто лет назад), он ощутил себя английским джентльменом, каким-нибудь
там полковником Мортоном, вынужденным находиться в нецивилизованной Туземии, в
какой-нибудь Индии или Пакистане. Можно было уподобиться туземцам: начать
шататься по опиумокурильням и прочим притонам, начать обрастать грязью и экзотическими
болезнями… А можно найти занятие, которое не даст тебе превратиться в ту самую
субстанцию, что обычно в воде не тонет и в проруби болтается.
Первое, что само просилось в руки, – перепродажа левого
золотишка, намытого дикими старателями, и шкур, добытых местными браконьерами.
В общем-то, этим промышляли многие. Правда, Карташ придал занятию некоторый
размах, задействовав московские связи и пересылая товар прямиком в столицу, и
там, где все прочие получали прибыли на руль, он выжимал руль с полтиною.
Но это всё были семечки, времени много сие занятие не
занимало, и чувства, что занимаешься делом, не вызывало. Стало всё чаще и чаще
накатывать ощущение тоски, начали посещать мысли задвинуть службу, уйти в
отставку, вернуться в Москву и складывать там гражданскую карьеру.
Связь с Нинкой, ладной работницей пищеблока, естественно,
тоже не стала тем наполнением жизни, что сполна заменяет всё остальное.
Это женщина может жить только любовью, сделать любовь
главным смыслом существования.
В общем, верно бабоньки сами про себя поют:
«Был бы милый рядом, ну а больше ничего не надо». Мужчине же
– надо. Вот многие мужички и маются дурью, не зная куда себя деть (если только
работа не выжимает их досуха), а полноту жизни добирают стаканами. Но Карташ,
хоть работа досуха его и не выжимала, уже раз и навсегда решил, что
винно-водочный путь не для него. Ему требовалось действовать, ему необходимо
было движение, ему нужно было как-то развернуться. Натура, понимаешь ли,
требовала. Натура, взращённая на отцовских наказах «стремиться в лидеры» и на
книгах о завоевателях и полководцах.
Некоторое оживление пармской ссылке ему всё-таки удалось
придать. Помогла – что б вы думали – начитанность. Собственно говоря: зачем
выдумывать велосипед, если его уже за тебя выдумали? И Карташ нагло стянул
идейку у Стивена Кинга, а точнее – из его повести про тюрьму Шоушанк, перенёс
её, идею, на сибирскую почву.
Приспособить книжную американскую затею оказалось делом
нелёгким. Хотя бы потому нелёгким, что в отличие от штатовских зэков, охреневающих
за решёткой от безделья, наши сидельцы и так вкалывают в обязательном порядке
от завтрака до забора и от забора до ужина. В Парме, например, они ишачат на
традиционном зэковском промысле – на лесоповале. И вроде бы зачем ещё,
спрашивается, какие-то лишние работы как самим заключённым, так и надзирающему
за ними начальству? Начальству-то хватает головной боли – управиться бы с
планом по лесозаготовкам, не угодить бы в число худших по области… Да и
режимных проблем выше Гималаев, зачем лишнее на шею вешать!
Труднее всего, пожалуй, было убедить начальника лагеря,
полковника Топтунова. «Хозяин», как и всякий служивый человек, пребывающий на
значительном посту, которого лишиться по доброй воле не хочет, не стремился к
переменам. Любое отступление от привычного уклада он воспринимал если не как
ЧП, то уж как скрытую угрозу своим владениям точно.
Но Карташ подобрал к этому замку отмычку.
Он явился пред грозны очи начальника и начал речь не с
главного пункта, а с окольных рассуждений о делах хозяйственных.
Подсобное хозяйство было пунктиком «хозяина». Он давно уже
мечтал о его расширении: к свинарнику добавить бы курятничек, к огороду – пару
теплиц, а уж коровником своим обзавестись – так просто на седьмое небо,
кажется, вознёсся бы от счастья. Но куда там коровник на седьмом небе, когда и
с простым текущим ремонтом не совладать – только в одном месте поправишь забор,
вышку или крышу, как в другом месте трещит и валится – короче, тот самый
«тришкин кафтан», в котором ходила и ещё долго ходить будет матушка-Россия.
И вот тут приходит некий старший лейтенант Карташ и
предлагает способ, как изыскать денежку не себе в карман, не на глупости
какие-нибудь, а на любезные сердцу «хозяина» свинарники с коровниками. Как тут
не выслушаешь, как тут не прислушаешься! А старлей-то говорить горазд, даром
что столичная штучка. И убеждать могёт, собака, тем более явился не с одной
пустой, хоть и красивой болтовнёй, а с конкретными подсчётами, с цифирками на
бумажке. А тут ещё старлей грозится взвалить ответственность на себя.
Хм, что ж, можно и всерьёз призадуматься над его словами…
Не с первого захода, конечно, но Карташ пробил-таки толстую
шкуру косности, которой оброс к своему возрасту и к своей должности «хозяин»,
заразил-таки старлей полковника своей идеей. И на какой-то период внеслужебное
время Карташа оказалось забито до отказа разными делами: договориться с
гражданскими властями, смотаться в командировку в Шантарск, обговорить,
заключить договоры, с начальником оперчасти тщательно проверить кандидатов…
И вот наконец Карташовско-кинговской схеме был дан старт.
Началось с мелочей: с рыбозаготовок, на которой во время путины неплохо
заработала отряженная в распоряжение рыбхозяйства небольшая партия заключённых,
с мелких дорожных работ вроде укрепления оврагов… Потом, когда у ИТУ стали
появляться дополнительные деньги, которые хошь на курятник пусти, хошь на
медикаменты для санчасти, вошёл во вкус и «хозяин». И с тех пор насквозь
привычной картиной стали группы в робах и телогрейках, вкапывающие столбы линии
электропередачи или роющих котлован, а рядом на пригреве – скучающие
автоматчики с красными погонами на хэбэшках и шинелях.