Разборки в Японском море - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Серегин cтр.№ 20

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Разборки в Японском море | Автор книги - Михаил Серегин

Cтраница 20
читать онлайн книги бесплатно

Он со значением покосился на Сашку и Лешку.

– Ты, мать твою в три оборота, намекаешь на то, что я юнга безусый? – раскипятился Череватенко.

– Остынь, Червь, – улыбнулся Рокотов, – Дудка просто завидует.

– А чего мне завидовать? – вызывающе усмехнулся Дудник. – Я что, не могу купить себе час в ее чуме?

– Я те куплю, медуза ты лохматая! – завопил боцман. – Я тя вот этими руками за борт скину, вот там и ищи себе русалку!

– Боюсь, что он, – хладнокровно вставил Ивар, – относится к тому виду материи, которая не тонет. Так что лучше его вздернуть под подволоком.

– Набросились на воина! – укоризненно покачал головою Дед. – Он, может, так свой интерес выражает.

– Чур меня, чур, я пока не рехнулся, – засмеялся Дудник, – я девушек лирических люблю, чтоб на берегу ждали, а не мальчиков лупили.

– Агды сказала, – понявший, что просто так Агды в покое не оставят, боцман решил представить ее образ в другой плоскости, придав ее ремеслу таинственную серьезность деятельности Маты Хари, – что Луганов-младший к ней зачастил. Беседует с ней по душам…

– И только? – с лукавой иронией взглянул на боцмана Герман. – А больше они ничем не занимаются?

– Норд-вест тебе в рожу, – опять рассвирепел Череватенко, – колумбовый трепак тебе на шкентель!

– Агды будет нашей Генуей, – делая ударение на «у», пошутил Дудник, имея в виду радиста Палермо, – Березка, Березка, я – Кураж… – изобразил он радиста, шлющего позывные.

Все опять засмеялись, даже Череватенко, раскрасневшийся, мечущий громы и молнии, забыл на миг о своей обиде и разразился хриплым, как штормовой ветер, хохотом.

– Тихо! – подал голос Рокотов. – По-моему, вы хотели выпить. Сколько мне с кружкой в обнимку сидеть? Но вот незадача… – он сделал паузу, – видя, как вы веселитесь, я подумал: может, вы без «доктора» обойдетесь? Вам и так весело.

– Извини, кэп, – расправил нахмуренные брови боцман – после приступа смеха он снова принял неприступно-обиженный вид, – давайте выпьем за ясное утро.

– Ну ты и поэт! – усмехнулся Дудник и почти синхронно с другими осушил свою кружку. – Да, кстати, а черненьких она не любит? – принялся он снова ехидничать.

Мумба улыбнулся ослепительной африканской улыбкой.

– Хва над мальцом издеваться! – воскликнул боцман.

– Ага, хва, да если бы только кто Мумбу нашего просветил насчет того, что вот такие, как ты, на своих линейных кораблях и подводных лодках некогда уничтожили рыболовецкий флот Анголы! Не-ет, не ради идеи марксизма и гребаного ленинизма. А чтобы африканцы наши суда фрахтовали! Чем не мафия, чем не шантаж? – Обычно флегматичный и если и иронизирующий, то с неизменной наплевательской усмешечкой Дудник говорил теперь с непривычным возбуждением.

– Чушь! – боцман грохнул ладонью о стол. – Никого мы не уничтожали.

– Ну, ты у нас знатный марксист, вовек не сознаешься… – пожал плечами Дудник.

– Дело старое, – вмешался Немец.

– От этого оно не стало менее подлым, – с презрительным видом усмехнулся Дудник.

– А теперь выпьем за удачу, – Рокотов смерил тяжелым долгим взглядом расшумевшихся пиратов, – она нам завтра не помешает.

Утихомирившись, все взялись за кружки, куда за минуту до сообщения об Анголе Сашка налил «доктора».

– Мыр, друшба! – пародируя акцент африканских и азиатских студентов, приехавших учиться в Россию, сказал Назарет, глядя на смущенно улыбавшегося Мумбу.

Мумба на свою жизнь на корабле не жаловался. Здесь его никто не называл ниггером или черной задницей, а только Мумбой или черненьким. Здесь добыча делилась поровну, а люди были хоть и языкастые, задиристые, но по-своему добрые и теплые. И если честно сказать, ему не было никакого дела до рыболовецкого флота своей нищей родины, он тогда еще не родился. Рыболовное прошлое Анголы, разгром кораблей и прочие сведения, касающиеся его родины, были для него чем-то вроде преданий.

– Завтра мы высаживаемся в «Параллели», – проговорил Рокотов, когда, выпив спирт, все поставили кружки на стол, – надо договориться о продаже рома. Там будет Михей, он хочет со мной чего-то перетереть. Речь, конечно, пойдет о наркоте. Я забил «стрелу» на десять вечера. Мы поступим так: со мной отправятся Дудка, Дед, Герман и ты, Шурик. Пришвартуем катер, мы пойдем в кабак, а ты, Герман, возьмешь тачку и будешь ждать Михея неподалеку от бара. Как только он подъедет, дашь мне сигнал на сотовый. Завтра в семь я ему продиктую условия встречи. Если он так жаждет со мной пообщаться, думаю, условия он примет. С ним должно быть не более трех человек, нам не нужны неприятности. Ты, – взглянул он на Немца, – останешься с Червем на корабле. Старший – боцман.

– Думаешь, Михей обрадуется, если ты ему скажешь, что сделал с его товаром? – усмехнулся Дудник.

– Конечно, нет. Но у нас, кроме разборок с Михеем, есть еще одно дело на берегу. И я, кроме того, не хочу позволить этой сволочи считать меня трусом.

– Риск – благородное дело, – качнул головой Дед. – Но все же стоит ли так подставляться?..

– Заодно и развлечемся! – воспрянул Дудник, когда понял, что решение принято окончательно и бесповоротно.

– А нам тут что, «доктор» трескать и вас ждать? – насупился боцман.

– Ты бы, конечно, предпочел в «Кураж» слетать к своей неукротимой Агды, – язвительно пошутил Дудник.

– Отставить! – возвысил голос Рок. – Я, кажется, дал вам возможность выпустить из легких пар. Завтра нас ждет насыщенный во всех отношениях день.

– Если, конечно, шторм утихнет, будь он неладен, – прокомментировал боцман.

Глава 8

К рассвету шторм утих, к вящему удовольствию боцмана и команды, но «Вэндженс» не торопился сниматься с якоря. Боцман, похмелившись с утра, затеял на катере уборку. Работа нашлась для всех. Когда-то, в бытность молодым, Степан Ильич служил сигнальщиком на линейном корабле и был, в свою очередь, приучен к порядку его боцманом, который всегда умел найти работу матросу, если тот попадался в его поле зрения и руки у него не были заняты. Тогда он заставлял его драить леера, смывать палубу или давал ему в руки банку краски и велел что-нибудь красить. Обычно, после того как уборка была закончена, боцман выходил на верхнюю палубу, снимал с головы свою мицу – фуражку, верх которой был обтянут ослепительно белой материей, и пускал ее словно шайбу по палубе. Мица крутилась как волчок, скользя по продолу – среднему проходу, – пока не замирала в двух десятках метров от боцмана. Неторопливой походкой, заставляя сердца матросов содрогаться в такт его шагам, он подходил к фуражке, брал ее за лакированный козырек, поворачивал тыльной стороной к своим хитрым глазам и долго-долго рассматривал с задумчивым видом, словно никогда раньше не встречал такого головного убора. Если на белом он замечал хоть одно, самое маленькое пятнышко, которое и в микроскоп было бы непросто разглядеть, – пиши пропало, все начиналось сначала: матросы снова таскали по палубе машу – обрубок рельса со щетиной, красили, драили, разносили якорную цепь для просушки и все в таком духе. Зная, что теперь на продоле не найдешь и пылинки, боцман поступал по-другому. Он вынимал из кармана накрахмаленный батистовый платок бело-лунного цвета, словно ходовой огонь на мачте, и проводил этим сияющим платочком по лееру. Каким он становился грозным, как у него сходились брови на переносице, если платок не оставался таким же девственно чистым, как в тот момент, когда он достал его из кармана!

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению