Звездный огонь - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Серебряков cтр.№ 14

Эту мысль вытеснила другая. Toy полез на пик Сикорского по знакомству с Деборой Фукс. Та — по приглашению Новицкого. Без скромного инженера-ассенизатора ни та, ни другой вообще не познакомились бы с Конаном Сайксом.

— Благодарю вас, доктор, вы очень мне помогли, — рассеянно промолвил я.

— Э, агент… — промямлил китаец. Я не заслуживал подобного обращения, но все мы падки на лесть — не оборвал связь вовремя. — Возможно, вашего влияния будет достаточно, чтобы…

— Нет! — Если Сайкс-старший прознает, что его фактотум вместо того, чтобы вести следствие, запугивает местных чиновников по просьбе сумасшедшего ученого, он мне ноги оторвет. Голыми руками. — Всего доброго, доктор Toy.

Не выходя из оболочки связи, я попытался вызвать Тадеуша Новицкого, но потерпел неудачу. Домашний терминал сообщил мне, что хозяина вызвали «на объект», и предложил побеседовать с женой Тадеуша. Я отказался и очень скоро пожалел: «объектом» оказалась одна из полевых опреснительных станций, и, забираясь в ее пышущее жаром нутро, Новицкий оставил за порогом куртку вместе с инфором. По всему выходило, что пообщаться с инженером я смогу не раньше чем через час-другой — как раз, когда коптер зайдет на посадку.

Я сверился с полетной картой. Еще больше двух часов мне предстояло мучиться сомнениями. Теперь все свидетельства разом указывали на Новицкого — но именно эта определенность казалась мне подозрительной. Детали мозаики складывались так ладно, будто несчастного инженера нарочно собирались подставить. Скрыть настоящего убийцу за ворохом заботливо сфабрикованных улик. На миг мне пришло в голову, что целью мог быть именно инженер, но я отбросил эту мысль: да кто такой этот Новицкий, чтобы ради него убивать племянника четвертого (или все же пятого) лица всемогущей Колониальной службы?

А кто такой Новицкий?

Я мысленно пнул себя за недогадливость. Сосредоточился на службистах, посчитав жалкого колонюгу недостойным внимания. А между тем в лишенных самоуправления доменах жители все равно выстраивают свою неформальную иерархию вне указанных Службой рамок. И об этом в ориентационных клипах и даже выборках отдела внешних расследований не говорится, потому что официально нет на планете власти, как не от Службы, и губернатор — пророк ея. Может, здесь народ поголовно увлекается экстремальным спортом. Тогда вожак местных самоубийц — важная на свой лад фигура… и подставить его могли быть причины.

Ненавижу местечковую политику. Возможно, потому, что вырос я в одном из лимитрофных государств между европейской частью Ядра и Российской Империей — очень независимом в том смысле, что от него ничего не зависит. По территории государства мчались цепочки контейнеров с российским ширпотребом и сырьем с внешних территорий, навстречу им шла тоненькая струйка европейского хайтеха и вовсе неощутимые потоки информации и денег, однако все это происходило как бы через голову и местных жителей, и самоуправления, которое те поддерживали по привычке. За порядком следила Служба. Властям оставалось лениво драться за крошки со стола великанов и билеты на райские миры вроде Мундо-дель-Парадизо или Ириды — зрелище столь же мерзкое, сколь и поучительное.

«Внимание, — прогудел за ухом бесплотный голос курсового компа, — потеря связи с ретранслятором. Переход на спутниковый сигнал. Ожидаемая задержка в передаче — около трех десятых секунды».

Оставалось только клясть себя за недогадливость. Конечно, на планете не было плотной сети летящих над самой ионосферой спутников — только обычная корона из пяти-шести стационарных над экватором, высоко-высоко, между орбитами первой и второй луны, чтобы период обращения совпадал с долгими локальными сутками. Когда радиосигнал, будто челнок, снует между поверхностью и высокой орбитой, о прямом обмене данными не может идти речи. Канал передачи виделся мне абсурдно тонкой нитью. То есть видеосвязь исключалась на ближайшие часы — покуда я не вернусь с пика Сикорского. А я предпочитаю видеть собеседника.

Впрочем, оно и к лучшему. Фуга не заменяет мозгу отдыха. Можно было запросить у колониальной администрации полное досье на Новицкого — уплотненный вариант от Адита Дева показался мне недостаточным, — но я решил отложить это до возвращения. Заглянул в экран: материковые высоты кончались, местность опять уступами сходила вниз, в серо-бурые каменистые россыпи, сцементированные окаменелым илом. Это значило, что коптер еще не достиг низких широт, где регулярные бури стачивали все на своем пути, вплоть до горных хребтов. Пораженный внезапной мыслью, я хмыкнул — а как получилось, что пик Сикорского еще не превратился в холмик? Пришлось заглянуть в планетографическую справку. Похоже было, что дранг-бури в масштабах планетарной истории — явление недавнее и захваченная ими полоса постепенно расширялась. Потоки наждачной пыли разъедали камень. Мне представилась мастерская какого-нибудь китайского камнереза, с бесконечным трудом прорезающего шелковой ниткой кусок нефрита: туда-сюда, туда-сюда… В пределах десяти градусов от экватора бури уже проточили изрядную борозду, до самого морского дна, а рожденный эрозией песок все сыпался в соседние низины. Еще сотня-другая миллионов лет, и барханы покроют планету до края полярных шапок.

Мне пришло в голову, что энергии для подобного преобразования требуется колоссальное количество. И дает ее здешняя горячая звезда. Любая планета в конечном итоге есть солнечная машина, но в случае Габриэля ее устройство дало фатальный сбой. Силы, способные в других условиях поддерживать жизнь, методично перемалывали камень.

Вздохнув, я откинулся в кресле и, наказав секретарю привести меня в сознание на подлете к цели или при первом же вызове, подбавил в кровь наркотиков. Если даже по возвращении мне придется сдавать память на анализ, никакая комиссия меня не упрекнет.

Розовый туман, заволакивавший сознание, рассеялся, когда солнце, вслед которому мчался коптер, изрядно поднялось над неровным горизонтом. Ландшафт внизу был пустынен и дик; изломанные черные утесы, с высоты похожие на мозаику из щебня, полузасыпал ржавый песок, мешаясь с пепельно-серой солью. Кое-где отблескивали лужи пересыщенного рассола, обросшие валунами. Кратеров не было — в этой части полигона опыты не начнутся еще лет триста. В стороне маячили уже обточенные эрозией две плосковерхие гайоты. А впереди из-за края мира, из горнила белопламенных небес, вставала черной тенью неимоверная гора.

По мере того, как я приближался к пику Сикорского, тот странным образом казался все меньше — наверное, из-за масштабов. Сознание воспринимало как гору только ту часть пика, что находилась выше коптера, основание же сливалось для меня с неимоверной пустошью сухого океанского ложа. Мы огибали потухший вулкан с юга, заходя на закатный, более крутой склон.

С помощью секретаря я наложил на видимое изображение карту-схему, отметив на ней маршруты обоих институтчиков — синяя и зеленая змеи петляли где-то в стороне, — и самого Сайкса: алая нить прямо передо мной. А заодно — место предполагаемой посадки, приближавшееся до дрожи быстро.

Приземление мне не запомнилось: болтало страшно, всё моё внимание занимали попытки утихомирить вестибулярный аппарат, никак не отзывавшийся на подавляющие импульсы. Экран не показывал ничего, кроме бешено скачущих в белом мареве камней, небо и склоны мешались противоестественной мозаикой. Потом пляска утихла, и оказалось, что коптер стоит на почти ровной площадке между каменистой осыпью и довольно крутым склоном. Скалу рассекали трещины; края их выглядели изрядно сточенными, но в темной глубине взгляд резали острые грани.