– Копаный, – сказал Федя. – Миноискатель
задребезжал этак в полукилометре от окраины Бекетовки, на пашне… Я так полагаю,
шел когда-то пьянющий староста за деревней, да и потерял цацку…
– Вероятнее всего, – кивнул Смолин. – И что?
– Мы – люди простые, – прищурился Федя. –
Сотка баксов. Все равно за сто пятьдесят ты ее влет толкнешь…
– А не чересчур?
– С цепочкой, с планкой… Или есть вторая?
– Ну ладно, – сказал Смолин. – Еще есть?
Все остальное, появившееся на столе, знаку, несомненно,
уступало – парочка потемневших медалей к трехсотлетию Дома Романовых, которые в
тринадцатом году клепали чуть ли не в каждой столярной мастерской, несколько
многотиражных серебряных полтинников и медяков, массивная стеклянная
чернильница без крышечки, годов сороковых, бронзовая печать уездного исполкома
(простая, как две копейки, но с массивной вычурной ручкой, явно отломанной в
двадцатых товарищами комиссарами от какой-то более дорогой и качественной
печати), два штыка от трехлинейки, почти не тронутых коррозией, ворох
дореволюционных бумаг (приписное свидетельство ратника второго разряда,
похвальный лист реального училища и тому подобный ширпотреб). Стоило все это не
особенно дорого, но своего знатока и покупателя способно было обрести в самом
скором времени.
– Всё?
– Держитесь за кресла, граждане… – сказал Федя, с
широченной ухмылкой запуская руку в сумку. – Ап – и тигры у ног моих сели!
Смолин интереса скрывать не стал, незамедлительно протянул
руку, процедил сквозь зубы:
– Это, конечно, вещь…
На стол тяжело брякнулся черный маузер, на вид казавшийся
безукоризненным. Смолин, так и не прикасаясь пока что, медленно прочитал вслух
ясно различимую надпись, выбитую над рукояткой между двух прямоугольных
углублений, побольше и поменьше:
Клеймо на маузере
– Ваффенфабрик Маузер, Оберндорф, А. Некар… Чистил?
– Самую чуточку, как видишь. Механизм слегка почистил,
смазал… Испробуй.
Смолин оттянул на «ушки» длинный прямоугольный затвор,
блестевший свежей смазкой, потыкал мизинцем в открывшийся патронник (пружина
исправно сжималась), большим пальцем отвел курок, и затвор, скрежетнув, ушел на
место. Нажал на спусковой крючок, поиграл с прицелом, с предохранителем. Правая
сторона пистолета сохранилась безукоризненно, а вот левая подкачала, была
довольно-таки изъедена мелкими язвочками ржавчины.
– А вот это, пожалуй, уже не копанка, – сказал он
задумчиво. – «Чердачник»?
– Вот именно, – кивнул Федя. – Натуральный
«чердачник». Лежал себе за стропилом, пока избу разбирать не начали. Хорошо, я
там вовремя оказался… Это ведь «Боло», а?
– Классический «Боло», – сказал Смолин медленно.
Маузер «Боло»
Они переглянулись и покивали друг другу с видом понимающих
людей. Укороченный маузер такого типа, именовавшийся «Боло», или
«Большевистским», в двадцатые годы Германия поставляла в СССР главным образом
для ГПУ. Так что версии можно строить разные, но наиболее вероятна одна: коли
уж такой маузер десятки лет пролежал захованным на чердаке обычной деревенской
избы, то с огромной долей вероятности хозяин избы однажды где-то пересекся с
чекистом или милиционером, у коего пистолетик и позаимствовал. Чекисту, надо
полагать, маузер был уже ни к чему. Крутые двадцатые…
– Тоже Бекетовка?
– Нет, Подтаежное.
– Ясно, – сказал Смолин. – Кто у нас там
гулял в коллективизацию, атаман Хома?
– И Хома, и есаул Перелегин… Да мало ли
неорганизованного народу комиссаров за деревней подкарауливало… Слышь, Вась, а
из него, надо полагать, не одного краснюка замочили…
– Да уж надо полагать, – кивнул Смолин.
Они какое-то время откровенно баловались пистолетом, отбирая
его друг у друга, целясь в углы, давя на спуск, щелкая всем, чем можно было
щелкать. Оружие имеет над мужчинами мистическую власть, так просто из рук не
выпустишь, не наигравшись вдоволь…
Смолин спохватился:
– Ладно, все это лирика… И что?
– Штучку баксов, на молочишко, – блеснул Федя
тремя фиксами (отлитыми не из дешевого стоматологического рыжья, а из подлинных
царских червончиков). – Ты-то его толкнешь минимум за две.
Все верно, подумал Смолин. А если еще разориться на кобуру –
сейчас штук за девять рублями можно быстренько прикупить пусть и новодельную,
но идеально выполненную копию…
– Погоди, – сказал он, видя, как замигал экранчик
одного из телефонов, так и не снятых с «беззвука». – Да… Ага… Ну да. Когда
будешь? Лады… Порядок, Федя. Пойдет. Подержи-ка его вот так…
Он распахнул шкаф, достал с нижней полки тяжелую германскую
дрель и включил ее в розетку.
– Васька! – тоскливо взвыл Боцман.
– Молчок, – решительно сказал Смолин. –
Считай, я его купил, так что делаю, что хочу…
Боцман крепко держал маузер магазином вверх, а Смолин с
большой сноровкой в полминуты проделал в нижней части ствола аккуратную дыру в
восемь миллиметров диаметром. Извлек маленький увесистый боек и безжалостно
отправил его в мусорную корзину, завернув предварительно в бумагу.
– И только так, – сказал он, покачивая на ладони
черный пистолет, с этой минуты уже не подходивший под определение
«огнестрельного оружия». – Заглушку Маэстро поставит в темпе, а я уж знаю,
кто у нас любит стволы, из которых, надо полагать, положили не одного краснюка…
– Такую вещь загубил, – сказал Федя не без
грусти. – У меня дома…
– Прекрасно помню, что у тебя дома, – сказал
Смолин. – У тебя, Федя – глухая деревня, хоть и именуется райцентром. У
вас там все по-другому. Я тебе, конечно, чуточку завидую…
Любителю оружия завидовать было чему: у Боцмана в комоде под
полотенцами и тельняшками безмятежно лежали и наган сорок второго года
(действующий), и американский кольт одиннадцатого года (аналогично), а в сенях
вдобавок стоял еще и винчестер девятьсот первого года изготовления – ствол
порядком стерся, истончав, но стреляла американская дура до сих пор исправно,
разве что металлические гильзы приходилось снаряжать вручную. Деревня, знаете
ли, там на такие вещи смотрят проще…
– Город – дело другое, – сказал Смолин не без
грусти. – Не хочу я собственными руками себе на хребет тяжелую статью
взваливать…
– Да все я понимаю. Только все равно жалковато –
рабочая машина…
– Бизнес есть бизнес, – сказал Смолин. –
Переживем, мы ж с тобой, по большому счету, не коллекционеры… Всё? Или нет?
Что-то ты загадочно глазками посверкиваешь… Доставай.