– Да без хлопот. А у тебя?
– Дочка – красавица, – сказал Смолин. –
Внучка очаровательная.
– У меня – две.
– Полная и законченная икебана, – сказал
Смолин. – Теперь нам с тобой самое время обсудить боли в суставах и
колотье в спине, а? Будем полное и законченное старичье… Равиль…
– А?
– Узнал чего-нибудь?
– Насчет чего?
– Не дуркуй. Насчет кого.
На лице отставного следака обозначилась не то чтобы мука или
тоска, но определенные признаки легкого душевного раздрая. Что подозрения
Смолина только подтверждало…
– Ну скажи ты по-честному, а? – попросил Смолин
мягко. – Я понимаю: честь мундира, каста и все такое прочее. Я тебя, мусор
старый, между прочим, давно и всерьез уважаю как раз за то, что тебе сейчас
больно. Серьезно. Правильный вор всегда уважает правильного мента… я, правда,
по понятиям не вор в прекрасно нам обоим знакомом смысле этого слова, а ты
давно на пенсии, но какая разница? И только не трынди ты мне, пожалуйста, будто
считаешь, что оборотень в погонах – это тоже каста. Сука это, а не каста… Я не
прав?
Равиль смотрел в пол, хмуря лоб.
– Крепко допекло? – спросил он, не поднимая глаз.
– Да не то чтобы очень, – сказал Смолин. – Но
очень важно знать. Ты только кивни, я сам все пойму, я вроде умный… Майор
Летягин – оборотень позорный, который за бабки со стороны заказ возьмет и не
поморщится… А?
После долгого унылого молчания Равиль, по-прежнему не
поднимая глаз наконец кивнул.
Никакой особенной радости Смолин не почувствовал – скорее уж
некое угрюмое торжество.
– Все сходится, – сказал он устало. – Я, в
принципе, так и предполагал…
То, что его подозрения подтвердились, никаких загадок не
вскрывало, наоборот, ставило новые вопросы. Как там выражался Ван Дамм в
великолепном «Патруле времени»? «Что может быть хуже продажного полицейского?»
– риторически вопросил подлюга-сенатор. А Ван Дамм ему ответил чистейшую
правду: «Тот, кто его купил». В нашем конкретном случае – кто? Кто-то должен
был Летягина купить и отправить на дело, но касаемо личности покупателя –
по-прежнему полный мрак. Так что Смолин оставался на том же месте, ни на шаг не
продвинувшись.
Равиль сказал с деланной небрежностью:
– У меня частных сыскарей нет – исключительно охраной
пробавляемся. Тебе б, если что, надо в «Шерлок», там Дашка Рыжая, они как раз и
специализируются…
– Да нет, – сказал Смолин. – Зря ты подумал,
не нужны мне пока что никакие сыскари. И даже твое охранное без надобности.
Знаешь, что мне от тебя нужно? Нужен мне от тебя правильный мент, крайне
желательно – в ГОВД Дивного… Вроде тебя в молодости. Чтобы не пугался важных шишек
и не вел дело спустя рукава. Должны же еще такие менты оставаться, а?
– Ну, с важными по-настоящему связываться себе дороже,
это уж всегда было…
– Да нет, я, пожалуй, неточно сформулировал, –
сказал Смолин, подумав. – Никаких особенно важных шишек тут, пожалуй, не
будет. Просто-напросто повязанных могут начать вытаскивать… а в таких случаях
иные не хотят связываться и рукой машут. Так вот, мне б такого, чтобы не
махнул…
– Ты что, узнал про диверсантов, которые под плотину
бомбу заложить хотят?
– Типун тебе на язык, – отмахнулся Смолин. –
Не искал бы я в таком случае мента, ни правильного, ни оборотня… Дело
такое… – он помолчал, потом махнул рукой: – А, ладно… Давай в открытую. В
Дивном есть бабуля – божий одуванчик, вдова художника Бедрыгина. Слышал про
такого?
– Обижаешь. Я как-никак шантарский…
– У бабульки осталось его картин на бешеные
деньги, – сказал Смолин решительно. – Вокруг нее началась нехорошая
возня. Очень нехорошая, Равиль. Боюсь ошибиться, но, похоже, в деле есть уже
жмурик… Да и в отношении меня буквально вчера пытались совершить
антиобщественный поступок, под УК подпадающий влегкую… В общем, есть серьезные
опасения, что старушку могут тряхануть – и хорошо, если ограничится тряпкой со
снотворным в физиономию… впрочем, для нее и это может оказаться чересчур. Я
даже худшего боюсь… Я так и не вычислил, что это за кодла, но ничуть не похожи
они на гуманистов, ох, не похожи. Я там пытаюсь кое-что предпринять, но что мы
можем, посторонние штатские граждане? Мне бы правильного мента, на которого
можно положиться… Чтобы в случае чего подъехал с ребятами и положил всех мордой
в асфальт, а потом поспрошал на совесть, – он усмехнулся. – Цинично
выражаясь, дело чистое, и на нем любой мент может очень неплохой моральный
капиталец сколотить…
– Ага, – произнес Равиль после недолгого
молчания. – А тебе, значит, у бабульки картины выцыганить не удалось? И,
когда на горизонте появились другие охотнички, решил исполнить гражданский
долг?
– Ты все-таки хороший мент… – сказал Смолин,
бледно улыбаясь. – Я, разумеется, пытался, и у меня не вышло… Только есть
некоторые весьма существенные нюансы, старина. Я у нее картины пытался именно
что выцыганить. И будь уверен: не за копейки, я бы ей честно отдал денежки, а
мне хватило бы обычного процента. А сейчас возле старушки, зуб даю, маячат
классические отморозки и беспредельщики… Равиль, я не ангел, я обычный
антикварщик со всеми отсюда вытекающими – ну, ты еще в советские времена был в
теме, что тебе объяснять… Но так уж исторически сложилось, что у меня есть
принципы. Немножко, но есть. А у других принципов нет вообще. Улавливаешь
нюансы?
– Пожалуй что…
– Вот и ладушки, – сказал Смолин. – Во всем
должны быть правила, этикет… да ладно, понятия. Заполучить антиквариат сугубо
насильственным путем – это глубоко неправильно. Так дела не делаются. У нас до
сих пор бизнес вели относительно цивилизованно, и мне поперек души, когда
какая-то сука пытается играть по беспределу… Подыщешь человечка?
– Тебе когда?
– Как можно быстрее, – сказал Смолин. – Может
быть, даже сегодня. Не нравится мне все это, чутье у меня, сердце вещует,
суставы к перемене погоды ломит… Что поделать, ежели… – Он отвлекся на
мелодичные трели мобильника. Слушал молча, вставив лишь парочку междометий.
Сказал резко:
– Я скоро приду, – и, отключив аппарат, выругался
устало, грязно.
– Опять хлопоты?
– Равиль, бога в душу, – сказал Смолин насколько
мог убедительнее. – Правильный мент мне нужен сейчас. Вот сию минуту.
Совсем скверно дела заворачиваются…
…Бдительный старикашка Кузьмич прямо-таки лучился от
гордости, пыжился, что твой тетерев на току. Заложив руки за спину, выпрямив
спину, он расхаживал по комнате наискосок, не говорил – вещал, наставительно и
торжествующе:
– Гражданка, в оперативных целях поименованная как
Дарья, прибыла в шестнадцать часов тридцать семь минут, на темно-серой иномарке
типа «тойота», что мною было установлено по характерной эмблеме на капоте.
Означенное транспортное средство было снабжено на крыше желтым гребешком с
черными шашечками – и, кроме этого, никаких признаков принадлежности к такси не
носило. Такси, высадив гражданку, сразу же отъехало и больше не появлялось, до
сих пор включительно. Гражданка вошла в подъезд, я точно не мог наблюдать, в
которую квартиру она вошла, но, учитывая предшествующие наблюдения и нынешние
события, можно ручаться, что все в ту же, в поднадзорную. В шестнадцать часов
восемь минут гражданка Дарья вышла во двор и стала названивать по мобильному
телефону. Через девять минут прибыла машина «скорой помощи», а еще через десять
санитарами была выведена на улицу гражданочка Бедрыгина, каковая пыталась
сопротивляться и вообще вела себя предельно странно…