– И что?
– А там – черт-те что, мамочка в слезах-истериках,
папаня в расстройстве, все в ауте… – протянул Шварц без тени
веселости. – Короче, мочканули вчера нашего Мишаню наповал. Пощекотал его
кто-то перышком – один-единственный раз, но так, что хватило. Часа в четыре
дня, в сквере у ДК Тяжмаша… Такие дела.
– Та-ак… – сказал Смолин, чувствуя неприятный
холодок то ли под ложечкой, то ли под сердцем. – Детали ты кое-какие
знаешь… Значит, говорил с родичами?
– А как же. Не сматываться же? Под однокурсника
проканал, благо возраст позволяет, я, мол, за конспектами, фуйня-муйня… Даже
чаю налили в промежутках меж рыданьями. В общем, один раз перышком. Часа в
четыре дня, в сквере… И возле него, и по карманам, менты говорили, нашлось
несколько чеков с дурью, с какой именно, не выяснял – то ли они не в курсе
таких тонкостей, то ли не говорили им точно… Менты, сам понимаешь, вокруг
наркоты главным образом и плясали: не употреблял ли, не барыжничал ли… Такая
вот безрадостная картинка… Менты вроде обмолвились, что свидетелей нету…
– Дальше.
– А – все. Что там еще? Я и так все, что тебе
рассказал, два часа из них выжимал по капельке… Сам понимаешь, как они сейчас…
Причитают, что сынок, ангел и кровиночка, в жизни не опустился б ни до торговли
наркотой, ни до потребления – но это ж ни о чем не говорит, а? Мог и толкать
дурь безденежья вследствие. Дашка – девка недешевая, на нее тратиться надо было
нешуточно…
– Мог, – сказал Смолин. – А мог и не толкать…
Время и место меня смущает. Не то место, а?
– Это точно, – кивнул Шварц. – Через два дома
от скверика – районная ментовка, в тех местах сроду не было ни наркоманских
барыг, ни даже алкашей, спокойный такой скверик, там даже по темну безопасно, в
отличие от многих и многих… Мог, конечно, и не толкать. Долго ли сыпануть в
карман и около жмурика горсть чеков? Такие дела, босс. Если его припороли за
собственные косяки, хрен с ним, растереть и забыть. А вот ежели по нашим делам,
треба обмозговать… Хотя б теоретически.
– Хочешь честно? – спросил Смолин. – Мне бы
чертовски хотелось, чтобы это никоим образом не было связано с нашими делами.
Потому что для наших дел это – ЧП нешуточное… Что-то я за
последние четверть века не припомню в наших делах покойничков. Морды били, руки
пару раз перешибали. Но вот покойник – это совершенно другой расклад. Мне,
признаюсь, неуютно становится…
– Да мне тоже, – сказал Шварц. – Как-то не по
понятиям. Случалось, что мочили коллекционеров – но чисто ради грабежа совсем
другой расклад…
– Вот то-то, – медленно сказал Смолин. – Даже
в самые шизанутые времена не было трупов… Портятся нравы, времена настают
идиотские… Ладно, что тут скулить… Хорошо. Допускаем вариант, что убили
парнишку из-за наших дел – под коими понятно, подразумевается все недавно
случившееся… Зачем? Мотив, версии? И, я тебя умоляю, брось ты гопоту
изображать, ты ж профессорский внук и доцентский сын, изъясняйся нормально…
– Мотивы? – пожал плечами Шварц. – Думал я
тут про мотивы, пока ждал твоего пробужденья… И как я ни напрягал извилины,
пока что маячит одно: парнишка полез к своей ненаглядной Дашеньке. То ли сказал
ей что-то не то, то ли сказал не так. Понимаешь?
– Понимаю, кажется…
– Вот… От большого ума болтанул что-то, этой сучкой расцененное
как сигнал тревоги, требующий принятия мер. Немедленных и крайних. Она
умненькая, она кинулась к тому, кого мы не знаем, а уж тот… Парнишка для них
стал чертовски опасным. Может, боялись, что он нечто расскажет… мог он что-то
такое знать, а? Что-то, чему и значения не придавал… а мы не знали, что это,
потому и спрашивать не стали… Хочешь дурацкую идею? Может, он вполне мог,
разболтавшись, что-то им сорвать? Ну, а на что у них губья раскатаны, ты и без
меня просекаешь… Вдовушка-божий-одуванчик, нет?
– Если так и было, – сказал Смолин. – Если
его приткнули не за реальную наркоту, а за наши дела…
– Ну, босс, коли уж ты требуешь от меня изъясняться в
фамильном интеллигентском стиле… Изволь. В сложившихся обстоятельствах следует
учитывать оба варианта. Согласен с такой формулировкой?
– Абсолютно, – сказал Смолин. – А посему дуй
к Кузьмичу, пусть глаз не сводит с бабулиного дома, пусть горшок у окна
поставит, чтобы в сортир не отлучаться. Денег подкинь, чтобы бдил. У меня
принципов маловато, сам знаешь. Но одного я свято придерживаюсь: при иных
обстоятельствах можно врать, туфтить, фуфлить, кидать… Одного нельзя – брать
товар силком. Не оттого, что есть Уголовный кодекс, а потому, что это –
категорически не по понятиям. Так путний антиквар себя вести не должен. Но
сдается мне, что завелась у нас под носом крыса, собравшаяся это золотое
правило нарушить…
– Думаешь?
– Добром бабуля, теперь окончательно ясно, картины не
отдаст никому и ни за что, – сказал Смолин. – Отсюда плавно вытекает
нехитрая логическая цепочка… Гони, в общем.
– Думаешь, они там что-нибудь… вытворят?
– Не то чтобы думаю, не то чтобы верю… – сказал
Смолин задумчиво. – Просто… Просто, я бы ничуточки не удивился, случись
там что-нибудь. Если мы допускаем, что парнишку приткнули не по левым делам, а
по нашим, то одновременно, просто-таки автоматически нужно допустить еще массу
неприятных вещей. Коли уж началась непонятная гнусь, беспредельная совершенно,
то нужно ко всему готовиться… Много ли бабульке нужно? Ее вовсе не обязательно
мочить, достаточно в чаек снотворного подбросить – благо есть очаровательная
особа, туда вхожая, с Фаиной чаи гоняющая…
– Я бы эту особу…
– Увы, увы… – протянул Смолин. – Да, знаешь
что… Коли уж у нас начался боевик в мягкой обложке и с аляповатыми картинками…
Я тут подумал… Ты, конечно, не откладывая особо, езжай подстегнуть Кузьмича. Но
раньше найди Фельдмаршала и Кота. Быстренько подготовьте и проверните…
– Что?
Смолин жестко улыбнулся:
– Ну, не самый сложный спектакль с минимумом декораций,
точнее, с минимумом реквизита… Бабулькин подъезд в том доме помнишь? Отлично.
Тогда должен помнить, что на лестничной площадке есть окошечки, выходящие на
противоположную сторону, так что человек, наблюдающий за подъездом, всего не
увидит… Короче. Сцена такая: ты являешься к бабуле весь из себя расфуфыренный,
при галстучке и букете цветов. Передаешь их от моего имени, пару минут светски
чирикаешь и сваливаешь… но из подъезда ты должен выйти, трудолюбиво волоча
несколько – несколько! – старательно упакованных предметов, в которых человек
понимающий моментально опознает завернутые картины… Соображаешь? В принципе,
это нетрудно устроить, если пошевелить мозгами и руками…
– Так-так-так… Думаешь, за бабулей еще кто-то…
– А почему бы и нет? – пожал плечами
Смолин. – Мы что, самые умные в этом городишке? Если кто-то работает с
размахом и вовсе не дурак… Там несколько домишек, битком набитых обнищавшим
людом наподобие Кузьмича, они за подобный приработок обеими руками уцепятся… И
если у кого-то создастся впечатление, что бабуля все же начала толкать картины…
Акция последует очень быстро. А я сегодня же Кузьмича кое-кем подстрахую…