Великая Мечта - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Рубанов cтр.№ 65

– Хуже! Я нервы свои убил! Мозги угробил!

– Скорее, пропил.

– Это тебя не касается.

– И, кстати, сегодня не пей. У тебя будет трудный день.

Кроме велосипеда, в коридоре покоился вместительный мешок со старыми детскими игрушками. Неловко задетый моим коленом, он повалился на пол, и прямо под ноги мне упал большой пластмассовый пистолет.

В гараже пришлось пережить минуту отчаяния – машина на обычном месте отсутствовала, но тут же я вспомнил, что сам перегнал ее вечером в укромный двор. По этому поводу Юра едко прошелся в том смысле, что алкогольная амнезия вещь страшная, но я не стал его слушать.

Возле моего движимого имущества, припорошенного выпавшим ночью снегом, прогуливался, глубоко сунув руки в карманы, щуплый, сутулый, дурно одетый человек. Его я бы принял за переодетого мента, если бы не особенная походка и известный набор специфических жестов и движений. Быстрые взгляды по сторонам и ловкое припрятывание сигаретного огня в ладони указывали на долгие годы, проведенные по тюрьмам и лагерям.

Сразу узнав его, я, с одной стороны, обрадовался – все же старый приятель, годами из одной посуды баланду жрали, – с другой стороны, слегка затосковал и даже разозлился: не к месту и не ко времени была нежданная встреча.

– Здорово, братан. Обнялись.

– Как ты меня нашел?

– Я ж не фуцан, – ответил братан. – Пацаны сказали, что ты живешь возле метро «Братиславская» и у тебя черная тачка. Три дня покрутился – и вот она! А вот – ты. Москва – большая деревня.

Давнишний приятель Слава Кпсс выглядел неважно. Его лицо с правой стороны как бы слегка провисло, с левой – как бы слегка окосело. Подглазья украшали дряблые мешочки коричнево-серой кожи. Лоб перечеркивали несколько неглубоких длинных морщин. Углы рта стремились вниз.

Весь последующий диалог можно было предугадать с точностью до фразы.

Мои отношения с друзьями по тюрьме, бывшими сокамерниками – особенные, специальные отношения, не похожие ни на какие другие. Не совсем правильные отношения. Но я сам во всем виноват. Я попал в тюрьму, будучи не нищим. Это меня спасло. Русская пенитенциарная система – в целом довольно понятное место; имея здесь ежемесячно сотню американских долларов, можно нормально устроиться. По крайней мере, не сдохнуть от голода, туберкулеза и менингита. Однако, обжившись и обосновавшись, я совершил тяжелейшую ошибку: раздал авансы. Никому ничего не обещал – но зачем-то повел себя так, что обещания как бы подразумевались.

Едва не еженедельно я выписывал с воли учебники для тренировки памяти, внимания и развития интуиции, теоретические курсы биржевой игры, богословские монографии, узкоспециальные работы по теории вероятности, книги Лосева и Ильина; под моей, провонявшей кислым камерным потом, подушкой покоился фундаментальный труд Ле Бона «Психология толп». Я изображал маргинала-интеллектуала. Возможно, тогда, в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, я им и являлся. И так снискал уважение сокамерников. Все они желали добыть мой домашний или любой другой телефонный номер, чтобы впоследствии разыскать меня на воле и что-то заработать с моим участием.

Меня держали за интересного, перспективного, выгодного знакомого.

Я цинично фильтровал потенциальных друзей; отсеивал; но все же сообщил координаты своего местопребывания многим и многим. А когда освободился – был потрясен их настойчивостью.

Братаны звонили по пятнадцать раз в день. Они выискивали мой адрес в Интернете. Они слали письма. Они приезжали в семь утра и поджидали меня у дверей квартиры. Они подключали третьих лиц. Они проявляли чудеса изобретательности.

Они во что бы то ни стало желали продолжить дружбу.

Я человек циничный и хитрый, но все же не злой. В первые послетюремные полгода я встретился по меньшей мере с десятком пацанов, и всякий раз понимал, что говорить нам не о чем. И предложить мне было нечего. По выходе из застенка я оказался у разбитого корыта. Партнер и компаньон предал и продал меня. Деньги – огромные, почти полмиллиона долларов, – исчезли без следа. Вместо того, чтобы резко трудоустроить всех своих приятелей, хотя бы в качестве водителей или особо доверенных порученцев, и одним щелчком пальцев наладить их судьбы, – я сам вынужден был спасаться от нищеты.

Мне не в чем было винить тюремное братство. Прямодушные и добрые парни находились в поиске лучшей доли. Выходцы с нищих окраин, они пытались выплыть к сытым берегам. Получалось, что я их обманул.

Так всегда бывает: начнешь доискиваться причины происходящего с тобой, копаешь там и здесь, сомневаешься, эксплуатируешь интеллект – в итоге же осознаешь, что корень событий пребывает в тебе, и только в тебе. А где еще? Кого винить в происходящем, как не себя?

Во всем, что с тобой происходит, виноват ты, и никто больше.

Слава Кпсс со специфической молниеносной внимательностью оглядел меня с ног до головы. Задержал взгляд почему-то на бортах дубленого пальто.

Его выцветшие тусклые глаза выражали, конечно, не зависть – хитрые и дальновидные люди легко умеют ее маскировать, – а некую философическую, общего характера, глубокую тюремно-лагерную грусть. Хорошо мне знакомую. Я и сам одно время страдал упомянутым недугом – правда, в легкой форме.

Ты живешь, окруженный друзьями, подругами, родственниками, приятелями, деловыми знакомыми и еще пятью десятками мужчин и женщин, так или иначе заинтересованных в тебе, как ты заинтересован в них. Но вот – ты исчезаешь. Арестован, осужден и посажен. Закрыт и отправлен по этапу. В жирной, полнокровной ткани вольной жизни на твоем месте образовалось свободное место, дыра. Природа не терпит пустоты, и эта дыра затягивается свежими покровами, как ножевая рана; проходит год, потом пять, потом десять, потом ты возвращаешься – а твое место заросло, его нет, друзья и подруги научились обходиться без тебя, и когда ты появляешься – ты лишний. Никому не нужен. В лучшем случае тебя банально терпят.

И тогда тебе трудно бывает не запечалиться, наблюдая старых друзей, снискавших квартиры и автомобили, устойчивые бизнесы и загородные особнячки, депозиты и кредитные карты, золотые часы и ботинки с кожаными шнурками, шелковые рубахи, заграничные паспорта, телевизоры с плазменными экранами и прочие повсеместно признаваемые обществом элементы достатка, – пока сам ты долгими годами кормил вшей, доходил на баланде и подставлял загривок под дубинки кумовьев.

Усилием фантазии я проделал быстрое путешествие в голову бывшего сокамерника и ухитрился осознать его органами чувств – себя: престижно и по сезону одетого, насквозь пропахшего дорогим парфюмом и еще более дорогим алкоголем, в целом вполне солидного, с идеально подстриженными ногтями и чисто выбритыми щеками мэна на фоне огромной сверкающей брички, всегда готовой разорвать вселенский хаос ревом мотора и ослепительным светом сверхмощных фар. Наблюдая сей впечатляющий интерфейс, посторонний человек легко может принять меня за преуспевающего человека, – и ведь не объяснишь, что на самом деле я никто, мелкий дурень, банкрот, бес и балбес...