В одной руке она держала огромную винтовку, обожженное энергическими разрядами дуло смотрело мне в голову. Но у меня не создалось впечатления, что женщина целится в меня.
Другую руку, обтянутую черной перчаткой, она протягивала мне.
— Повторяю, вам лучше шевелиться, Мирабель. Если не собираетесь здесь умереть.
Она знала этот дом — по крайней мере, ту часть, где мы находились. Впрочем, долго бродить не пришлось — к счастью, потому что я уже не мог похвастаться быстротой передвижения. Я мог идти вперед только опираясь всем весом на стену, чтобы по возможности не беспокоить раненую ногу. Мои движения трудно было назвать стремительными и грациозными, и я знал, что смогу пройти еще не более сотни метров, прежде чем потеря крови, шок или усталость возьмут свое.
Мы поднялись по лестнице — на этот раз целой — и вышли в ночь, на открытую площадку. Можно представить, чего мне стоило продержаться последние несколько минут — воздух, ворвавшийся в мои легкие, показался мне необычайно свежим и даже чистым. Однако я чувствовал, что нахожусь на грани обморока, и до сих пор не понимал, что происходит. Даже когда она указала на нишу в стене строения, где стоял на груде обломков маленький фуникулер, я не смог полностью свыкнуться с мыслью, что меня хотят спасти.
— Зачем вы это делаете? — спросил я.
— Потому что Игра отвратительна, — ответила она и подала, шевеля губами, беззвучную команду машине, после чего та вздрогнула, ожила и двинулась к нам, выбрасывая телескопические рычаги, которые цеплялись за неровности в полуразрушенном потолке пещеры. — Игроки полагают, что пользуются негласной поддержкой всего Кэнопи, но они ошибаются. Возможно, раньше так и было, когда Игра не была варварством — но не сейчас.
Ввалившись в салон фуникулера, я рухнул на заднее сиденье. Только теперь я заметил, что брюки, выданные мне Нищенствующими, покрыты кровью, словно ржавчиной. Но кровотечение, кажется, прекратилось. Голова шла кругом, но не могу сказать, что за последние несколько минут мне стало заметно хуже.
Когда моя спасительница опустилась в водительское кресло и выровняла в одну линию рычаги управления, я спросил у нее, действительно ли когда-то Игра не была просто варварством.
— Да, так было — сразу после эпидемии, — она опустила затянутую в перчатку руку на пару латунных джойстиков, толкнула их вперед, и фуникулер двинулся к выходу из пещеры, проворно перебирая рычагами. — Тогда жертвами были преступники — жители Малча, которые вторглись в Кэнопи, или те, кто совершал преступления против себе подобных. Убийцы, насильники, мародеры.
— Вполне справедливое наказание.
— Я не оправдываю Игру. Ни в коем случае. Но раньше, по крайней мере, существовало некое моральное равновесие. Они были подонками. За которыми охотились другие подонки.
— А сейчас?
— Кажется, вы настроены на светскую беседу, Мирабель? Большинство моих знакомых после такого ранения вопили бы без умолку.
В это время мы покинули пещеру, и я пережил несколько отвратительных мгновений — фуникулер свободно падал, пока не ухватился за ближайший кабель. Падение замедлилось, а потом мы начали подниматься.
— Теперь отвечу на ваш вопрос, — продолжала она. — У нас возникла проблема с подбором подходящих жертв. Организаторы начали проявлять некоторую… как бы это сказать… привередливость.
— Понимаю, — подхватил я. — Понимаю, потому что моя вина заключалась лишь в том, что я по ошибке забрел в неподходящий район Малча. Кстати, кто вы такая? И куда вы меня везете?
Убрав руку с рычага, она сняла свой полупрозрачный шлем с фасеточными очками и повернулась ко мне так, чтобы я мог ее рассмотреть.
— Меня зовут Тарин, — представилась она. — Но друзья из подрывного движения называют меня Зеброй.
Я вспомнил, что видел ее этим вечером — среди посетителей ресторана на стебле. Тогда я отметил ее экзотическую красоту, но сейчас она показалась мне поистине прекрасной. Возможно, у меня начинался жар, возможно, дело было в боли, которую вызывала рана, в выбросе адреналина, вызванного погоней и неожиданным спасением. Прекрасная и очень странная… Да и была ли она по-настоящему человеком? Кожа — местами белая, как мел, местами иссиня-черная. Полосы украшали не только лоб и скулы, но — судя по тому, что я успел увидеть тогда, на стебле — и большую часть тела. Черные полосы, изгибаясь, тянулись от уголков глаз, напоминая броский макияж, наложенный с маниакальной тщательностью. Ее волосы напоминали жесткий черный гребень, который тянулся вниз вдоль позвоночника.
— Не думаю, что когда-нибудь встречал вас, Зебра.
— Ничего, — успокоила она. — Вообще, кое-кто из моих друзей считает меня старомодной и не слишком оригинальной. Ведь вы не малч, господин Мирабель?
— Значит, вам известно мое имя. Что еще вы обо мне знаете?
— Не так много, как хотелось бы.
Она снова убрала руки с рычагов, видимо, запустив автопилот и позволив машине самостоятельно выбирать маршрут через паутину Кэнопи.
— Может, не стоит предоставлять эту штуковину самой себе?
— Нам ничего не грозит, Таннер, поверьте мне. Система контроля фуникулера вполне разумна — она ненамного уступает машинам, которые были у нас до эпидемии. Но в Малче с машиной такого типа лучше не задерживаться.
— Относительно моего прежнего вопроса…
— Мы знаем, что вы прибыли в Город в одежде, которую можно получить у Нищенствующих. Ну и, кроме того, нам известно о некоем Таннере Мирабеле, который тоже побывал у Нищенствующих.
Интересно, откуда им это известно. Я хотел спросить Зебру об этом, но она уже продолжала:
— Мы не знаем, не является ли это имя частью легенды, которую вы кропотливо разработали для каких-то тайных целей. Почему вы позволили себя поймать, Таннер?
— Меня подвело любопытство, — я повторял это, точно привязчивый мотивчик из какой-то второсортной симфонии — наверно, раннего творения Квирренбаха. — Я не слишком разбираюсь в социальной стратификации Йеллоустоуна. Я просто хотел добраться до Кэнопи и не знал, как это сделать, никому не угрожая.
— Все ясно. Такого пути не существует.
— А откуда вы узнали обо мне?
— От Уэверли, — она внимательно посмотрела на меня — глаза у нее были черные и бездонные — и вдруг подмигнула. По ее вискам точно пробежала рябь. — Возможно, он не представился — я не знаю. Уэверли — тот, кто подстрелил вас из шокера.
— Вы знаете его?
Она кивнула.
— Он один из нас. Вернее, он нам сочувствует. А еще точнее, у нас есть способы добиться от него сочувствия.
— Он показался мне настоящим садистом. Или у него такие шутки?
— Поверьте, он не шутил.
Боль волной разлилась по ноге, и меня передернуло.
— Откуда вы знаете мое имя?