— Таннер Мирабель?
Голос доносился из машины, и в этом было что-то подозрительное. Он не мог принадлежать роботу. Это говорила женщина, причем немного не уверенная в себе.
— Понятия не имею.
— О Боже, это все мой кастеллано… — последнюю фразу она произнесла на норте, но тут же снова перешла на мой родной язык и заговорила еще более смущенно: — Надеюсь, вы меня поймете. Мне не с кем говорить на кастеллано. И… м-м… надеюсь также, что вам знакомо ваше собственное имя. Таннер. Вот так: Таннер Мирабель… В общем, господин Мирабель. Вы понимаете?
— Вполне, — отозвался я. — Но мы можем общаться на норте, если вам так легче. И если вас не коробит мое косноязычие.
— У вас прекрасное произношение, Таннер. Не возражаете, если я буду называть вас «Таннер»?
— Боюсь, вы можете называть меня как угодно.
— Ах. Если не ошибаюсь, вы немного страдаете амнезией?
— Мягко говоря… да.
До меня донесся вздох.
— Что ж, для этого мы здесь и находимся. Именно для этого. Мы вовсе не желаем подобного нашим клиентам… но если, не дай Бог, это с ними приключается, то они попадают в наилучшие условия. Впрочем, едва ли у них бывает хоть какой-то выбор… Ах, я опять сбилась, верно? Я постоянно сбиваюсь. Вы и без того смущены. Видите ли, мы не ожидали, что вы встанете так скоро, поэтому вас никто не встретил, — снова вздох, но на этот раз более деловитый. Я так и видел, как она оправляет воротничок, приступая к работе. — Значит, так. Вы в безопасности, Таннер, но вам лучше оставаться возле дома, пока кто-нибудь не придет.
— Почему? Что со мной случилось?
— Ну, для начала, вы совсем голый.
Я кивнул.
— А вы не совсем робот, верно? Впрочем, извините, у меня не слишком изысканный юмор.
— Вам ни к чему извиняться, Таннер. Совсем ни к чему. Абсолютно правильно и закономерно, что вы чуточку дезориентированы — ведь вы так долго спали. Физически вы не пострадали — во всяком случае, насколько я вижу… — она замолчала, затем продолжала, словно стряхнув задумчивость: — Однако умственно… Впрочем, этого следовало ожидать. Такого рода кратковременная потеря памяти случается гораздо чаще, нежели они пытаются нам внушить.
— Я рад, что вы сказали «кратковременная».
— Обычно так оно и бывает.
Я улыбнулся. Интересно, она пытается меня утешить, или просто приводит факт, основанный на статистике?
— Кстати, кого вы подразумеваете под словом «они»?
— Разумеется, людей, которые вас сюда доставили. Ультра.
Присев на корточки, я покатал в пальцах травинку и измазал большой палец зеленой кашицей. Я понюхал ее. Если это имитация, то исключительно правдоподобная. Боевые симуляторы могут отдыхать.
— Ультра?
— Вы прибыли сюда на их корабле, Таннер. Вы были заморожены на время путешествия. А теперь у вас амнезия.
При этих словах один из осколков моей памяти кое-как встал на место. Кто-то говорил мне об «амнезии оживления» — то ли недавно, то ли очень давно. Похоже, и то, и другое могло быть правдой. Тогда моя собеседница — киборг из экипажа звездолета.
Я попытался вспомнить, о чем еще мне говорили, но это напоминало все то же блуждание в тумане, хотя на этот раз я ощутил уколы воспоминаний — хрупких, неживых деревьев, тянущих закоченелые ветви в стремлении воссоединиться с прошлым. Рано или поздно я отправлюсь побродить по этой чаще.
Но пока я вспомнил лишь заверения в том, что со мной в любом случае не случится ничего страшного, что амнезия — это просто очередная байка и на самом деле такое происходит куда реже, чем говорят. Значит, имеет место как минимум некоторое искажение фактов. Правда, признание потери памяти почти нормальным явлением тоже внушает определенные подозрения.
— Не думаю, что ожидал подобного, — сказал я.
— Забавно, но почти никто не ожидает. Тяжелее всего с теми, кто даже не помнит, что имели дело с Ультра. Но ведь с вами не так?
— Верно, — подтвердил я. — И это меня, заметьте, весьма радует.
— Что именно?
— Мысль о том, что какому-то бедолаге пришлось еще хуже, чем мне.
— Хм-м, — протянула она с ноткой неодобрения. — Я не уверена, что такое отношение уместно, Таннер. С другой стороны, я не думаю, что ваше выздоровление потребует много времени. А теперь — почему бы вам не вернуться в дом? Там вы найдете подходящую одежду. Здесь, в хосписе, мы не слишком стыдливы, но вы можете простудиться и умереть.
— Я ненарочно, поверьте.
Любопытно, как бы она оценила мои шансы на скорое выздоровление, скажи я ей, что сбежал из дома, до полусмерти напуганный деталью интерьера?
— Не сомневаюсь, — согласилась она. — Но извольте одеться — а если одежда вам не понравится, мы сможем ее заменить. Я скоро приду вас проведать.
— Спасибо. Кстати, а кто вы такая?
— Я? Можно сказать, всего лишь крошечная шестеренка в огромном механизме, творящем милосердие. Сестра Амелия.
Ясно, что я не ослышался, когда она назвала это место хосписом.
— А где именно мы находимся, сестра Амелия?
— Ах да, конечно. Вы находитесь в хосписе Айдлвилд, под присмотром святого ордена Ледяных Нищенствующих. Некоторые предпочитают называть это место «Отель Амнезии».
Как бы то ни было, это мне ни о чем не говорило. Я никогда не слышал ни об Отеле Амнезии, ни о более формальном названии этого места — не говоря уже об ордене Ледяных Нищенствующих.
Я зашагал обратно к домику, робот следовал за мной на почтительном расстоянии. У двери я замедлил шаг. Как это ни глупо, но страх как будто дожидался за дверями, чтобы вцепиться в меня с прежней силой. Я посмотрел на нишу. Мне снова казалось, что неизвестная тварь затаилась там, свернувшись кольцами, и следит за мной с какими-то недобрыми намерениями.
«Просто оденься и выйди отсюда, — сказал я себе вслух — и отметил, что говорю на кастеллано. — А когда придет Амелия, скажи ей, что тебе необходима психотерапия. Она поймет. Такие вещи должны случаться постоянно».
Я осмотрел вещи, лежащие в комоде. Ничего необычного — и абсолютно ничего знакомого. Одежда была простой и, похоже, ручной работы: черный джемпер с клиновидным вырезом, мешковатые брюки без карманов и пара мягких туфель, пригодных для прогулок по лужайкам, но не более. Одежда подошла мне идеально, однако казалась чем-то чуждым и непривычным.
Я обыскал комод в надежде найти какие-то личные вещи, но, кроме одежды, в нем ничего не было. Глубоко разочарованный, я сел на постель и тупо уставился на оштукатуренную стену, пока взгляд снова не сосредоточился на маленькой нише. После нескольких лет «заморозки» химия моего мозга, вероятно, пыталась вернуться в некоторое равновесное состояние. А я тем временем знакомился с ощущением психопатического страха. У меня было сильнейшее желание просто свернуться клубком и отгородиться от окружающего мира. Меня удерживало только одно — холодное понимание того, что я бывал и в худших ситуациях, сталкивался с опасностями под стать тем, которые мое больное воображение поселило в этой пустой нише, — и успешно со всем справлялся. Не важно, что на ум не приходило ни одного конкретного случая. Достаточно знать, что это происходило. Если сейчас я сдамся, я предам глубоко затаившуюся здравую часть моего рассудка, сохранившую их в памяти.