Будущее - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Глуховский cтр.№ 86

— Взяла у Сони. Я позвонила ему. Вольфу.

— Что?..

— Он не отвечает. Я пять раз звонила, но он не отвечает. Я написала ему, дала адрес.

— Зачем?!

— Пусть он знает, где я. Пусть заберет меня. Бессмертные нас тут не достанут.

— Но если…

— Я больше не хочу ждать, — говорит Аннели. — Мне нужно, чтобы он забрал меня. Понимаешь?..

— Понимаю.

— Прости, что ударила тебя. У тебя все еще кровь идет. Я утираю рот. На моих руках красное.

— Не страшно, — улыбаюсь ей я. — Я продезинфицировал.

Вкус самогона проходит, вкус крови остается. Я проглатываю вязкую слюну. Выдыхаю через нос.

Моя кровь пахнет ржавым железом.

Мы сидим на балконе, я и Аннели.

Под нами Рамблас, запруженные народом бульвары старой Барселоны. Миллион огоньков колышутся на дне мира, словно люди — мерцающий планктон. Солнце сюда не проникает: грязный потолок ангара обрезает старые дома по шестой этаж, и уличные фонари не работают; но все освещают себе дорогу сами — коммуникатором, карманным диодом, чем попало.

— Красиво. Как будто у каждого душу видно, — сдавленным голосом шепчет Аннели и протягивает мне самокрутку. — Будешь?

— Душ не бывает! — Я затягиваюсь ее дурманом, кашляю.

— Не говори за всех.

Внизу в огромных котлах варят мясо, на жаровнях дымят орехи и какие-то клубни, очереди бесконечные, смех и болтовня, угар и многосложный аромат еды со всех концов света. Мы просто сидим и ждем, пока за Аннели прискачет ее рыцарь на белом коне, посадит ее впереди себя, обнимет нежно и властно и умчит ее вдаль. Ожидание мучительное; чтобы промотать время вперед, мы используем волшебную траву Раджа.

— Единственное, что реально стоило генетически модифицировать, — выпуская клуб дыма, хвалит ее Аннели.

Она ждет своего гребаного спасителя, а я оттягиваю тот момент, когда мне придется отпустить ее навсегда. Я почти начал забывать, что держу Аннели на коротком поводке, и почти начал верить, что мы просто вместе. Но у нее память куда лучше моей.

— Эжен?

Вряд ли Рокамора придет за Аннели один; наверняка заподозрит ловушку и явится с охраной. Ребята с лоскутными лицами сдерут с меня мою масочку добряка вместе с кожей и отдадут меня на растерзание толпе. Так что мне бы надо сейчас встать, выйти по нужде и пропасть из жизни Аннели. Но я торчу с ней на этом балконе и курю чужую траву. Просто не могу встать. Хочу насмотреться на Аннели впрок, на память.

— Эжен!

Она зовет меня. Это мое имя. Я сам его себе придумал, так что надо отвечать.

— Что, прости?

— А ты как сбежал? — спрашивает Аннели. — Из интерната?

— Через окно. Там было окно, я отнял у доктора ствол и проплавил в нем дыру.

Эжен сбежал из интерната и стал активистом Партии Жизни. В его судьбе много общего с судьбой Аннели. Они могли бы стать друзьями или даже…

Мне уже пора исчезать, а я все продолжаю врать Аннели.

Мне ничего от нее не получить, я нужен ей только для того, чтобы скоротать время, чтобы сберечь ее, пока ее настоящий мужчина не придет за ней и, почесывая свое хозяйство, не заявит лениво на нее свои законные права. Я продолжаю ей врать, потому что правда окончит все тут же.

Кто придумал, что правду легко говорить? Вот уже ложь.

А от вранья единственная неловкость — оно требует хорошей памяти. Врать — как выстраивать карточный домик: каждую следующую карту надо класть все осторожней, глазу не спускать с ненадежной конструкции, на которую собираешься опираться. Малейшей детали из ранее нагроможденной лжи не учтешь — рухнет все. И уж есть такая особенность у вранья: одной картой дело никогда не обходится.

Правда не дала бы нам быть вместе ни секунды.

А на ложь я купил ей жизнь, а себе — романтическую поездку.

К чему мне быть Яном? Яну нельзя встречаться с женщиной больше одного раза. Ян давал обет безбрачия, и за нарушение этого обета Яна ждет трибунал. Ян командовал бригадой насильников. Ян разлучил Аннели с ее возлюбленным.

Мое настоящее имя короче; оно было удобно, если бы Аннели приходилось произносить его по сто раз на дню на протяжение вечности — если бы я мог с ней жить. А для одноразовой любви хорошо использовать одноразовое имя и презервативы. Так более гигиенично.

Хотя Рокаморе превосходно удавалось жить с ней и врать ей повседневно; вот талант. С Аннели, в общем, жил не он сам, а какая-то из его конспиративных легенд. И ее все устраивало…

— А ты? Как ты сбежала?

Аннели затягивается поглубже. Передает самокрутку мне. Вместо ответа:

— Ты их сразу начал искать?

— Кого?.. — Я не понимаю.

— Своих родителей. Ты ведь знаешь, что они умерли. Значит, ты их искал.

Я набираю полную грудь дыма; обычный воздух не вынет из моих связок нужных слов. Дым легче воздуха. Дым поднимает меня над землей.

— Отца не было. Только мать. Она была со мной, когда Бессмертные пришли. Ей вкололи акс.

— Ты сам видел?

Видел ли я это? Я уверен, что так было, потому что сам тысячу раз проделывал это с другими женщинами и их детьми. Эжен этого не знает, но я не могу быть Эженом всегда.

— Нет.

— А я не хотела ее искать, — говорит Аннели. — Мою маму. Зачем? Разве чтобы в лицо ей плюнуть. Я-то точно знала, что с ней все в порядке. Потому что папа сказал, чтобы кололи ему. Отлично все помню. Я сидела у мамы на руках, он заслонил нас собой, закатал рукав. Когда ему сделали укол, плюнул им под ноги. Папа был очень спокойный. Он не знал, что меня у него все равно отберут. А мать все это время визжала как резаная, хотя ее-то никто не трогал. Прямо мне в уши визжала.

— Ну а моя не знала даже, кто ей меня заделал, поэтому стрелки было не на кого перевести. Так что вкололи ей, без вариантов.

Я не смогу быть Эженом всегда.

— Ты не пробовал в базе ДНК посмотреть? Мотаю головой.

Даже после выпуска нам запрещено выискивать своих родственников — запрещено Кодексом Бессмертных. Но даже если бы за это и не преследовали, в базу я все равно не полез бы.

— Плевать я хотел, кто там кончил в мою мамашу.

— А я все ждала его звонка, знаешь? Звонка, ну. В интернат.

— Знаю. И… Он не позвонил?

— Позвонил. Когда мне было четырнадцать. Он был весь седой, в каталке сидел. Я ему сказала, что люблю его и что мы обязательно увидимся еще раз, что я к нему вернусь и вылечу его, и что мы будем жить вместе, как семья. Я это успела все за десять секунд сказать, а потом меня отрубили.