Теория описавшегося мальчика - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Липскеров cтр.№ 17

— Кого ты усыновишь, Диоген?

— Ты знаешь, Сереженька, на каком языке мальчишечка со мною разговаривал?

— Гм… Не понял?

— Мальчик общался со мною на чистом иврите!

— Не знаю. Что это? — капитан был абсолютно обескуражен.

— На этом языке, мой дорогой друг, разговаривают только в одной стране мира.

— И в какой?

— В Израиле, товарищ капитан.

— Диоген, ты чего?

— А вот то! Это очень трудный язык! Я его десять лет зубрю, но так чисто, как он, говорить не могу! Понял?

— И? — не въезжал капитан.

— Не может он снайпером быть! Израиль — главный враг все арабов и мусульман мира! А значит, что?

— Что? — развел руками капитан. Из его раненого глаза текла огромная слеза, из которой пыталась испить назойливая муха с зеленым брюхом.

— А то, — пояснил подполковник. — Это невинное дитя — заложник! А мы чуть не убили заложника! Теперь понял?

— Пурга какая-то, — ответил капитан и ловко прибил муху, размазав ее содержимое по виску. — Можно подумать, мы с Израилем союзники!

— Серега, — попросил подполковник, — можешь отстать от меня! Просто не цепляйся! Я пацана себе возьму! Усыновлю! Ага?

Хирург развернулся и понес мальчишечку в свою палатку, нежно и сохранно, как дар Господний.

Сергей Палыч вдруг быстро все понял. Вспомнил мирное время. Сибирские пельмени и жену Диогена, женщину, полную всевозможных добродетелей, но пустую брюхом. Палыч живо припомнил и ее слезы украдкой, и попытку усыновления, и как Ласкиным отказали по причине военной службы, и т. д. и т. п.

Хороший друг, Сергей Палыч живо перевернул в своей душе все как надо, перенастроил все возможные грубости на тонкости и порадовался за друга, что тот на его глазах стал отцом. Или в скором времени станет. За это стоило выпить!

Пили серьезно. На стол были выставлены все дефицитные припасы. Ефрейторы — таджики Эчгеков и Курбанов — запекли на вертеле барана, поливая мясо местным пивом щедро. Откуда-то достали ящик вина «Алазанская долина», а Сергей Палыч, обнимая счастливого друга, предлагал запечь на закусь лучшую свою гюрзу:

— Диоген, знаешь ли ты, как прекрасны на вкус змеи!

— Поди прочь, Сережа!..

— Прямо белогвардейщина какая-то.

Пока шла подготовка к пиру, медсестра Легковерова отмывала Ислама в большом эмалированном тазу. Она, сменившая под детенышем шесть раз воду, поражалась, сколь грязен может быть такой маленький гомо сапиенс. Еще не рожавшая, медичка была слегка расстроена появлением чумазого мальчугана, так как сама имела расчет забеременеть от полкового хирурга. И сие счастие манило так явно, что однажды даже месячные не пришли. По ее разумению, зачатию исполнился месяц и у зародыша должно было забиться сердце, как полк по приказу снялся с места, и сестру Легковерову в долгом переходе растрясло на броне танка. Несостоявшийся отпрыск Диогена Ласкина выпрыгнул из нее, недовольный такими неудобствами. Она подскакивала на броне и рыдала, глядя, как из ее промежности вместе с красной рекой дезертирует сын полкового хирурга.

Медсестра Легковерова была женщиной доброй и бесхарактерной, а потому к узкоглазому мальчишке претензий не имела, врагом не считала, лишь все гуще намыливала хозяйственным мылом голову Ислама.

Он сидел в корыте и был почти счастлив. Он никогда не знал горячей воды, обходился лужами после случайного дождя, в которые залезал и нежился. Он не знал прикосновений женских рук, и это оказалось самым прекрасным ощущением в его жизни. Ислам закрыл глаза и во второй раз в жизни, где-то на дне мозга, увидел очертания женского лица, приближающегося к нему. Мальчик так хотел обнять эту призрачную женщину, укрыться в ее объятиях и плакать долго и беспричинно. Он не знал, чей расплывчатый женский облик к нему приходит, лица нельзя было различить или потрогать, а потому от досады Ислам все равно заплакал в три ручья, чем обескуражил медсестру Легковерову.

— Что ты, малыш? — Она вдруг переполнилась материнским чувством. — Что случилось, маленький? Мыльце в глазки попало?

Ислам ткнулся всем лицом ей в груди и зарыдал еще пуще.

Она выловила его из корыта, обернула в махровое полотенце, собственное, и, спеленав, принялась укачивать это чужое дитя так же, как успокаивала бы собственное. И пела почему-то: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры…»

А потом заговорила нежно:

— И какие мы узкоглазенькие!.. И какое у нас тельце загорелое… А зубки-то белые!

Он продолжал лить слезы и одновременно думал о деде. Сейчас он верил его словам, особенно последним, в которых старик обещал встречу. А в том, что медведей и вовсе не существует, Ислам был убежден.

Пир состоялся на славу. Ели столько, что на человеческое вкушение пищи сие было не похоже. Офицерский состав в количестве двенадцати человек в течение первого получаса уместил в своих желудках сорокакилограммового барана, шесть трехкилограммовых банок венгерской ветчины, несчитаное количество палок сырокопченой колбасы, все это заедалось пловом и кильками в томате, а самое главное — запивалось таким запасом алкоголя, что его бы хватило заправить космическую ракету и вывести ее на орбиту, чтобы еще раз состыковаться с американцами. Когда уничтожили «Алазанскую долину» — этот деликатес родины, — даже не вспомнили. Может, бабы на коктейли извели?

Ну и конечно, все радовались за подполковника. Говорили в честь него много и красиво. И кудесник он как хирург, и, несмотря на то что еврей, человек хороший, даже очень! И что найденный мальчишка даже чем-то похож на Диогена, правда, не уточняли чем.

И найденыш ел обильно. Удивленный бараний глаз потом жевал как жвачку на десерт. И даже дружелюбно улыбался всем.

Может, и вправду еврей, подумал Сергей Палыч.

Диоген всем был благодарен. Всё порывался всплакнуть, но вспоминал, что офицер, а потому в своей ответной речи запросто спел «семь сорок», обнаружив в своей груди чистенький фальцет с драматическим окрасом.

Ему аплодировали, и он порадовал общество коронной «Хавой нагилой». Тут все бросились в пляс под гитарку и баян, а после многие офицеры согрешили с женщинами из вспомсостава.

В общем, пир получился на славу, такие запоминаются на всю жизнь. А чуть свет подполковника и мальчишку отправили на военном «газике» в Кабул к главному командованию на аудиенцию.

Через тридцать минут после их отъезда на расположение напали духи, пытаясь уничтожить самолеты и все живое. Эта провокация повстанцам не удалась. Вся техника была вовремя поднята в воздух и уцелела. В живой силе потеряли незначительно. Убитыми были найдены старшина Халилов и медсестра Легковерова, которую и не пулей убило вовсе, а бараньей лопаткой, воткнувшейся медсестре в живот. Видимо, взрывная волна от гранаты запустила баранью лопатку смертельным кинжалом.