Серый ферзь. Это и моя война - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 6

Карах, видевший в темноте как кошка, не мог ничего углядеть. Этих мест он не знал и в проводники никак не годился.

– Положеньице… – сказал Сварог. – Коней давно бы пора напоить. Воду я могу сделать, но во что я им налью, не в ладони же.

Сварога научили сотворять из воздуха много вещей – еду, например, самую разнообразную, вплоть до улиток под винным соусом; сигареты (лучше всего получались без фильтра); букеты роз – вещи, крайне необходимые галантному кавалеру… а вот простецкую деревянную бочку, да чтоб из щелей вода не текла, или жестяное корыто – это увольте. Лар не прачка. И костер развести не из чего.

Сварог не преувеличивал. Его, как десантника, вымуштровали не сдаваться ни в пустыне, ни, если занесет нелегкая, в Антарктиде.

Но здесь действительно не из чего было развести огонь. Камни и пыль не станут гореть, как ни обкладывай их мокрой травой.

– Там, впереди, лес, – сказал Карах. – А еще дальше, у самого горизонта, вроде бы горы. Вершины.

– Горы – это хорошо, – сказал Сварог. – Там перевал, а с перевала виден Фиортен. Только как нам до перевала добраться, если ты не знаешь, как он выглядит со стороны?

– Но лары же проходят какую-то подготовку, чтобы выбираться из трудных ситуаций? Учат чему-то…

– Меня учили понемногу, чему-нибудь и как-нибудь… – сказал Сварог мрачно. – Вот и не доучили. Последнее дело – бродить в темноте по лесу, совсем заплутаем.

Юпитера на небе не было – должно быть, еще рано. Обычно Юпитер всходил на здешнем небе ближе к рассвету, часа за три. А сейчас еще и полночи не минуло. Ладно, устроимся где-нибудь на опушке, костерчик разведем…

Он тронул коленями конские бока.

– Там дорога, хозяин, – сказал вдруг Карах. – В лес ведет.

– В лес? Тогда это не та дорога, что нам нужна… – Он замолчал, глубоко втянул ноздрями воздух. – Карах, как у тебя с нюхом?

– Превосходно, – скромно признался Карах.

– Кажется мне или дымком потянуло?

– Тянет. Дымком и едой.

– Великолепно, – сказал Сварог. – Вот тебе и решение проблемы. Фиортен близко, вокруг наверняка есть какие-то усадьбы… Эгей, милый!

Но конь и сам, насторожив уши, устремился вперед.

Дикий, непроглядный лес обступил их с обеих сторон. Дорога была земляная, но заросшая травой и еще не успевшая раскиснуть от непогоды. Лишь изредка копыта скользили по грязи и раздавалось жирное «плюх» – это лошадь ступала в неглубокую лужу.

Ветки деревьев переплетались где-то над головой, но от дождя не спасали. Не спасала и одежда, насытившаяся водой, как ни выжимай. Сварог втянул голову в плечи. Во мраке мерещилась всякая чертовщина, но всадник не обращал внимания. Нервы, блин…

Вдруг Карах насторожился, увидев впереди какой-то темный предмет, а там Сварог и сам углядел словно бы расселину в черной стене леса.

– Столб, – сказал Карах. – А к нему доска прибита.

– Сам вижу.

Сварог зажег самый большой огонь, на какой был способен, достал из седельной сумы связку лучин и подпалил, не опасаясь, что привлечет чье-либо внимание. Лесные обитатели должны бояться огня, а присутствие магических сил Карах отметил бы, как сейсмограф – малейший земной толчок. От доски тянуло прелой сыростью и гробницей. Защекотало в носу. Сварог чуть не чихнул. Интересно, а если заболею? Чем у них тут на земле лечатся?

– Таверна «Бык и подкова», – прочитал он вслух. – Чертовски старая вывеска, сгнила вся, но дымком-то тянет все явственней…

И он направил лошадей дальше по лужам заброшенной лесной дороги, в глубь царапающегося ветками непроглядного леса.

Вскоре показалась поляна у дороги, высокий глухой забор, над которым поднималась высокая крыша. Из трубы шел дым, заслоняя звезды. Широкие ворота заперты, конечно. Спрыгнув с коня, естественно, в лужу, Сварог прошелся вдоль забора взад-вперед, разминая затекшие ноги и озираясь в темноте. Устал он до лазуревых кругов перед глазами. Седалище, измученное седлом, ныло ревматической болью. Наверное, геморрой – самая страшная болезнь для ковбоев… Ворота показались такими же трухлявыми, как и доска, но в этом мраке зрению доверять не приходилось.

Сварог постучал кулаком. Потом сапогом. Никакой реакции. Он подумал, снял висевший у седла топор и принялся молотить обухом, валя сплеча.

Грохотало на весь лес. Время от времени опускал топор и прислушивался.

Собаки здесь определенно нет, ни одна уважающая себя собака не смолчала бы. Ага, наконец-то дверь заскрипела!

– А если это раухи? – спросил Карах.

– Тихо! – цыкнул Сварог. Дождь разошелся не на шутку. – Полезай в суму и сиди там тихонечко, словно тебя и вовсе нету.

Кто знает, как местное население относится к серым мохнатым домовым с ало светящимися в темноте глазами. Возможно, без всякого энтузиазма и решпекта.

– Кого там нелегкая носит? – раздался с той стороны ворот боязливый голос, принадлежавший, похоже, человеку пожилому.

– Проезжающие, – сказал Сварог. – Путники.

– Вот и проезжайте себе.

– Папаша, это таверна или что?

– Таверна-то таверна…

– В чем тогда дело?

– Да время больно уж нехорошее, к полуночи…

Похоже, тот, за забором, не очень-то боялся Сварога, хотя поначалу Сварог подумал, что ему не отпирают именно из страха. Или иначе: давным-давно и навсегда устал бояться стучащих в ворота путников. Потому как – чему быть, того не миновать. И если лесной разбойник окажется сильнее, то окажется сильнее, а если слабее – содержимое его кошелька переместится к содержимому сундука хозяина таверны. Такая нехитрая местечковая психология. А кроме того, не все стучащие – обязательно разбойники, иначе и таверну здесь бессмысленно держать.

– Ты что, так процветаешь, что лишние деньги не нужны?

– Деньги всегда нужны, да кто вас знает…

Голос из-за забора был почти без интонаций. Какой-то усталый. Словно человеку просто хочется вздремнуть, а ему мешают. И ничего, кроме сна, человеку не нужно, только оставьте его в покое.

– Я один, – сказал Сварог. – Просто привычка у меня такая – говорить во множественном числе. Я один да два коня – это ведь число множественное…

– Ехал бы ты себе.

– Ворота выломаю, – сказал Сварог.

В душе Сварога стал поневоле закипать гнев. Он здесь мокнет под дождем, а тому, за забором, и дела нет. А еще больше Сварога раззадоривало встречное равнодушие, словно дело происходит в родимой постсоветской державе и равнодушный ко всему, кроме мзды, гостиничный швейцар брезгливо тычет пальцем в табличку «Мест нет».