Расследование - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Лем cтр.№ 34

— Нынешний рационализм — это мода, а не метод, и ему присуща вся поверхностность моды, — сухо изрек Сисс, пропустивший мимо ушей ироническое замечание писателя. — В конце девятнадцатого века восторжествовало всеобщее убеждение, что в здании реальности в основном все открыто, и теперь необходимо, закрыв ставни, составить опись вещей. Звезды движутся согласно тем же уравнениям, что и части парового двигателя, то же касается атомов и всего прочего, вплоть до образцового общества, построенного, как дворец из кубиков. В точных науках эти наивные оптимистические гипотезы давно похоронены, но в рационализме повседневного существования они продолжают процветать. Так называемый здравый смысл состоит в принципиальном игнорировании, замалчивании или высмеивании всего, что не соответствует традиционной концепции мира, будто бы полностью объясненного в девятнадцатом веке. А тем временем на каждом шагу можно столкнуться с явлениями, структуру которых не понимаешь и не поймешь без применения статистики. Например, чем объясняются прославленная duplicitas casuum [двойная ошибка (лат.)] врачей, или поведение толпы, или циклические флуктуации смысла снов, или случаи, происходящие с вертящимися столиками?

— Ну хорошо. Ты прав, как обычно. Но как ты объяснишь эти происшествия на кладбищах? — мягко поинтересовался Блэк. — Послушав тебя, я понял, что вопрос о столиках для меня уже не проблема. Не могу, увы, сказать того же о твоих воскресших.

Грегори пошевелился на стуле, настолько по душе были ему слова писателя. Он выжидательно смотрел на Сисса. Возбуждение уже оставило доктора, и он поглядывал теперь на них с улыбкой, как бы приклеенной к губам; углы его узких губ при этом опустились, как всегда, когда он собирался произнести нечто возвышенное; он выглядел наивно беззащитным и торжествующим одновременно.

— Мак Кэтт недавно продемонстрировал мне электронный мозг, с которым можно объясняться посредством слов. Когда он включил устройство, то по мере нагревания ламп микрофон начал хрипеть, бормотать, ворчать, а потом изрекать бессвязные фразы. Так бывает, когда слишком медленно крутится пластинка и слышны хрипы, сквозь которые возникает речь или пение. Здесь впечатление было куда сильнее, ибо машина просто бредила. Я не был подготовлен, и помню это до сих пор. Такая побочная жуть часто затемняет образ. В данном случае морг, трупы представляют шокирующие аксессуары, которые…

— Значит, ты утверждаешь, что с помощью твоей формулы проблема уже решена? — неторопливо поинтересовался Блэк устремив тяжелый взгляд на Сисса. Тот сделал энергичное протестующее движение головой. — Я еще не закончил. Я проанализировал статистический массовый костяк явления. Анализ отдельных случаев, выяснение процессов, вызывающих движения мертвых тел, требует дальнейших исследований. Но такая частная выборочная трактовка проблемы — за пределами моей компетенции.

— Наконец я понял. По-твоему, сам факт, что множество покойников встает, уже объяснен; загадкой, однако, остается, почему встает каждый отдельно взятый покойник?

Сисс плотно сжал рот, потом уголки его губ еще больше опустились. Он ответил спокойно, но эта мелкая гримаса означала пренебрежение:

— Существование двух уровней событий — факт, которого насмешками не устранишь. В большом городе, скажем, каждые пять дней производится выстрел из огнестрельного оружия. Так утверждает статистика. Но, когда сидишь возле окна и пуля разбивает стекло над головой, ты не можешь рассуждать следующим образом: «Выстрел уже прозвучал, и другой будет произведен не ранее, чем через пять дней, поэтому я могу чувствовать себя в безопасности». Ты сообразишь, что напротив появился некто вооруженный, возможно, сумасшедший, и лучше спрятаться под столом. Вот вам наглядная разница между статистическим, то есть массовым прогнозом и единичным случаем, только частично от него зависящим.

— Ну а вы как реагируете на такого рода dictum? [речи (лат.)] — спросил Блэк, переводя взгляд на Грегори.

— Ищу преступника, — спокойно ответил тот.

— Ах вот как? Разумеется… разумеется, как специалист по отдельным случаям. Следовательно, вы не верите в вирус?

— Да нет, верю. Это вирус особого рода. К счастью, у него много особых примет. Он, например, любит темноту и пустоши, поэтому появляется только ночью, в глухих местах. Полисменов боится как огня, видимо, они обладают особым иммунитетом. Зато он обожает падаль, преимущественно дохлых кошек. Кроме того, у него есть литературные интересы, хотя они ограничиваются чтением метеорологических прогнозов.

Стоило видеть, с каким возрастающим весельем писатель слушал Грегори. Его лицо преобразилось, оживилось, когда он начал быстро говорить:

— Эти приметы носят настолько общий характер, что для вашего объявления о розыске мог бы подойти далеко не единственный объект, инспектор. Например, тот, кто забрасывает землю камнями. Метеориты тоже чаще всего падают на пустоши, вдали от людских глаз, вдобавок ночью, а вернее, перед рассветом, в чем проявляется особое коварство, поскольку сторожа, изнуренные ночным бдением, тогда крепко спят. Сисс, если вы его об этом спросите, скажет, что чаще всего подвергается бомбардировке метеоритами часть Земли, которая лежит в полосе отступающей ночи, тем самым она являет собой нос нашего космического корабля, а известно, что на переднее стекло машины всегда попадает больше листьев, чем на заднее. Однако если вам требуется преступник…

— Речь не о том, что падают метеориты и действуют вирусы, а о том, что такие явления способен имитировать некто живой и конкретный. Я ищу только такого злоумышленника, по-своему, приземленно, вовсе не заботясь о создателе метеоритов и звезд… — ответил Грегори тоном выше, чем намеревался. Писатель, не двигаясь, взирал на него.

— О, вы его получите. Ручаюсь вам. Это наверняка. Впрочем… впрочем, вы уже получили его.

— Да? — Грегори поднял брови.

— Ну, возможно, вы его не поймаете, то есть не соберете достаточного количества улик и вещественных доказательств, чтобы схватить его за руку, но не в этом дело. Непойманный преступник — это было бы ваше поражение, еще одна папка, сданная в архив без заключительного резюме. Однако преступник, которого нет и никогда не было, — это нечто совсем другое, это пожар архива, смешение языков в драгоценном содержимом папок, конец света! Наличие виновника, пойманного или нет, для вас не вопрос успеха или поражения, это смысл — или обессмысливание — ваших действий. А поскольку этот человек — ваш покой, исцеление, спасение, он так или иначе будет в ваших руках, вы схватите мерзавца, хоть бы его и не было!

— Одним словом, я жертва мании преследования, маньяк, действующий вопреки фактам? — спросил Грегори, прищурившись. С него было достаточно этой беседы, и он готов был закончить ее, хотя бы и дерзостью.

— Теперь вся пресса с нетерпением ждет сенсационных показаний того констебля, что бежал от мертвецкой, — сказал Блэк. — Вы тоже? Многого ли вы ждете от этого?

— Нет.

— Так я и знал, — сухо парировал писатель. — Если он, придя в себя, заявит, что собственными глазами видел воскресение, вы подумаете, что ему это привиделось, что нельзя доверять показаниям человека, который перенес тяжелое сотрясение мозга, и это подтвердит вам любой врач. Либо вы скажете, что виновник действовал еще более ловко, чем вы предполагали, что он прибег к помощи невидимых нейлоновых нитей либо был покрыт абсолютно черным веществом и его невозможно было заметить. Для вас, инспектор, существуют одни Вараввы, и поэтому, если бы вы сами увидели подобную сцену и услышали голос, возвещающий «восстань, Лазарь!», вы остались бы самим собой. Собой, то есть жертвой галлюцинации, или ошибки, или ловкого обмана. Заявляю вам: никогда, никуда вы не откажетесь от виновника, ибо от его существования зависит ваше!