— Отвратительно было преступление, которое ввергло меня в такое положение, — произнес мой голос. — Но знай же, что твой владыка, Аммерлин, стоит перед тобой в теле дикаря.
— Аммерлин!
Оммодурад дернулся, словно его ударили.
Мое тело повернулось, взгляд остановился на Фостере.
— Мой господин, — произнес мой голос. — Клянусь тебе, что эта собака умрет за свое предательство.
— Это безмозглое тело — самозванец, — прервал его Оммодурад. — Не ищи милости Ртра, ибо он уже не Ртр. Ты будешь иметь дело со мной.
Мой взгляд вонзился в Оммодурада.
— Думай, к кому обращаешься, а то твое честолюбие доведет тебя до темницы.
Оммодурад опустил руку на кинжал.
— Ты можешь быть Аммерлином Брос-Илиондом либо подменышем из царства тьмы — не знаю и знать не хочу. Да будет тебе известно, что в этот миг вся власть на Валлоне принадлежит мне.
— А что с тем, кто когда-то был Кулкланом? На что покушаешься, пес? — Я увидел, как моя рука махнула в сторону Оммодурада.
— Конец терпению! — проревел доменьер доменьеров. — Неужели в своей цитадели я буду отчитываться перед сумасшедшим? — Он угрожающе двинулся в мою сторону.
— И неужели этот глупец Оммодурад позабыл силу великого Аммерлина? — вкрадчиво спросил мой голос. И гигант снова остановился, внимательно вглядываясь в мое лицо. А мой голос продолжал: — Час Ртра миновал, как и твой, неудачник и глупец. Тебе принадлежат месяцы, годы? Заблуждения скоро рассеются. — Мой голос буквально загремел. — Так знай же, что я, великий Аммерлин, вернулся и буду править в Окк-Хамилоте.
— Месяцы, — оскорбленно прогудел Оммодурад. — Да, я теперь верю, что слухи верны и злой демон вернулся, чтобы преследовать меня. Ты сказал, месяцы. — Оммодурад запрокинул голову, грубо расхохотавшись, словно зарьщав. — Так знай же, будь ты демон, или сумасшедший, или сам сатана, вот уже тридцать столетий как я один, один. Я отторгнут от всей остальной империи своим единственным ключом.
Это был момент, которого я ждал все время разговора. Словно молния, я ударился в пошатнувшийся барьер, пробил его и натолкнулся на матрицу чуждого сознания. Провалившись в болото извращенных представлений, я запутался в паутине перевернутых мыслей о мире.
В своем порыве я оказался неосторожен. Чужак, собравшись с силами, нанес встречный удар. Я слишком поздно ощутил, как он прорвался в мое сознание. Я бросился на защиту важной информации и потерял свой шанс. Я судорожно вцепился всем своим существом в какие-то обрывки украденных сведений. Моя атака вызвала в нем лишь раздражение, но все-таки мне удалось унести с собой массу информации. Я интерпретировал ее и свел в систему.
На мое воспоминание о Фостере наложилось другое: лицо Кулклана Ртра — правителя Двумирья.
Но и кое-что другое знал теперь Легион: архивы находятся глубоко в скале под прославленным городом Окк-Хамилотом, где хранились матрицы памяти каждого валлонца. Архивы, запечатанные Ргром, которые только он способен открыть. Аммерлин побудил императора отправиться в путешествие, подчеркивая необходимость отдыха, и убедил его захватить с собой свою матрицу памяти. Согласие Кулклана вызвало тайную радость Аммерлина. Время трансформации наступило для Ртра на борту звездолета, в глубине космоса. Государственный переворот почти свершился… А потом возникла неожиданная помеха, уничтожившая все надежды…
И тут же вплелись мои собственные воспоминания: пробуждение Фостера и запись памяти умирающего Аммерлина. Бегство от охотников, императорская матрица памяти, пролежавшая три тысячи лет среди костей, пока я, дикарь, не подобрал ее. И карман, где теперь лежал цилиндр. Тело, в котором я все еще обитал, но которое мне не принадлежало.
И еще в моем прошлом была вторая матрица памяти — матрица Аммерлина. Я пересек Галактику, чтобы отыскать Фостера, и привез с собой его главного врага. В конечном итоге я предоставил этому врагу жизнь и, тело…
А Фостер выжил, несмотря ни на что, вернулся, воскрес из мертвых — последняя надежда вернуть золотые времена Валлона.
Чтобы судьба погубила его моими руками.
* * *
— Три тысячи лет, — произнес мой голос ошеломленно. — Три тысячи лет люди Валлона жили в дикости, когда вся слава его истории заперта в архивах?
— Я один, — сказал Оммодурад, — нес проклятый груз этого знания. Давным-давно, еще в дни Ртра, я забрал свой оригинал из архивов в предвкушении того момента, когда ему суждено будет пасть. Но этот долгожданный час принес мне мало радости.
— И теперь, — произнес мой голос, — ты надеешься заставить этот мозг — который даже нельзя назвать разумным мозгом — открыть архивы?
— Я знаю, что это безнадежно, — согласился Оммодурад. — Сначала мне показалось, что если он говорит на староваллонском, то просто деградировал. Но нет, он действительно ничего не знает. Он всего лишь скорлупа от прежнего Ртра, и меня тошнит от его вида. Я бы с удовольствием прикончил его прямо сейчас и навсегда положил бы конец этому долгому фарсу.
— Нет! — резанул мой голос. — Я уже приговорил его к изгнанию, так тому и быть.
Лицо Оммодурада перекосилось от ярости.
— Твоя болтовня мне надоела.
— Стой! — рявкнул мой голос. — Ты откажешься от ключа. Наступила тишина. В поле зрения глаза попала моя рука, держащая матрицу памяти Фостера.
— Двумирье лежит в моей руке, — проговорил мой голос. — Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.
Оммодурад скрестил свой взгляд с моим.
— Быть по сему, — согласился он.
Рыжеголовый с улыбкой вампира вытащил узкий стилет. Медлить было нельзя…
Сквозь слабину, которую поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.
Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.
Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:
— Быстрей! Самозванец!
Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль, и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет…
И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.
Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку…