Судьба попугая - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Курков cтр.№ 59

Она открыла глаза, посмотрела на ангела с удивленным непониманием. Поднялась быстро на ноги и, ни слова не сказав, пошла быстрыми шагами прочь, пропала в ночной темноте.

Ангелу хотелось плакать. Он смотрел на небо, оглядывался по сторонам — чудились ему чьи-то шаги рядом.

В эту ночь не нравилось ему одиночество. Он встал, еще раз оглянулся и остановил свой взгляд на тускловатом огоньке в окошке коптильни.

— Не спят еще? — удивился ангел.

И потянула его неведомая сила к этому домику, одиноко стоящему у речки. Показалось, что там найдет он сейчас и тепло, и утешение.

Подошел к окошку, но из-за коротенькой занавесочки и увидел только стол и руку чью-то, державшую кружку.

— А чего ты радости не понимаешь? — донесся из домика голос горбунасчетовода. — Чего ее понимать? Ее в себе ощутить надо, штоб как в животе колики…

— Не могу я, — ответил счетоводу чей-то голос. — Мне все в жизни — тоска, я и рад бы по-другому…

— Нет в тебе, Петр, мечты! — твердо сказал третий голос. — Тебя переделать надо, а не то рано помрешь!

Ангел присел под окном, заинтересованный услышанным разговором.

— А как переделать? Вон уже одну руку переделали! — обиженно проговорил Петр.

— Ты бы хоть на звезды по ночам смотрел, и то б польза была, — прозвучал голос счетовода.

— На звезды? — переспросил Петр.

— Ну да, — сказал счетовод.

Ангел задрал голову и глянул в небо. Звезды в нем мельтешили, как мошки у вечерней свечи. И вдруг одна из ярких звезд сорвалась вниз и, описав длинную дугу, потухла.

«Вот так и я, — подумал ангел. — Только ведь я долетел сюда! Долетел!» — и спокойнее стало ему, утешился он этой мыслью и прилег на траву под окошком коптильни, слушая продолжавшийся там разговор, как сладкую материнскую колыбельную.

Промелькнула московская зима, растаяла. Сбежала ручейками с Ленинских гор. Собралась в лужи, впиталась в землю. И началась весна, наполненная радостными детскими голосами, короткими, по колено, платьицами и юбками, новомодными женскими прическами.

Банов с нетерпением ожидал весенних каникул, которые и ему обещали свободную неделю. Очень хотелось ему вывезти куда-нибудь Клару, куда-нибудь подальше от Москвы. Казалось Банову, что чахнет Клара в этом большом и красивом городе. Поработав секретарем у живущего нынче в Москве таджикского поэта-акына, Клара нашла себе другое место — в архиве Государственной исторической библиотеки. Первые дни возвращалась из архива радостная и восторженная, с горящими мыслью глазами. Но постепенно потух ее взгляд, побледнело лицо. И стал Банов подозревать, что перемена эта явилась результатом опасной книжной пыли, на самом деле состоящей из распыленного, растворенного в воздухе книжного грибка, то есть самой настоящей бактерии. Прочитал он об этом грибке в научном журнале и с тех пор не мог забыть. Уже переехав жить к Кларе, перевезя свои книги и вещи, он раз в неделю проходился мокрой тряпкой по обложкам и корешкам всех имевшихся в его небольшой библиотеке книжек. И видел на лице Клары Ройд как бы доказательство правоты той научной статьи.

И вот время каникул пришло. Проведя собрание с учителями, Банов вместе с завучем Кушнеренко опечатали все классы и кабинеты, а в самом конце опечатали и его директорский кабинет. После этого попрощались и пожелали друг другу здорового отдыха.

Тем же вечером купил Банов два билета на поезд «Москва-Ленинград» .

А по дороге домой зашел в «Рюмочную». Хоть и не имел привычки пить, а зашел почему-то. Зашел, взял рюмку водки. Отошел в уголок и задумался. Мысли его были нервные, дрожащие от внутреннего напряжения.

«Где же ты, друг-Карпович? — думал Банов. — Что с тобой? И что там внизу с моим портфелем? Нашли его или нет? Наверно, нет, ведь если б нашли — уже вызвали бы меня кое-куда…» — Эй, товарищ! — прошептал кто-то рядом. Банов оторвал взгляд от стойки с пустыми рюмками, обернулся. Увидел перед собой низкорослого заросшего серой щетиной мужичка.

— Товарищ, — снова заговорил мужик, поймав взгляд Банова. — Дай на рюмочку, а то война будет — и выпить не успеешь!..

Банов порылся в кармане сшитого из шинели пальто, вслепую вытащил пригоршню мелочи и высыпал ее в протянутую по-нищенски ладонь мужичка.

Тот что-то хрюкнул, наверно слова благодарности, и поспешил к прилавку, где скучала без дела дородная рыжеволосая «рюмочница».

«Война? — подумал Банов, вспомнив сказанное мужичком. — Может быть… Может быть…» — и тяжело вздохнул.

Поднималось над гордой страною весеннее солнце, охватывало своими крепкими лучами города и села, поля и леса. Пробуждало трудовую жизнь во всех ее формах. И плыли прогретые солнцем потоки людей на заводы и стройки, на фермы и на собрания. А солнце поднималось и как бы звало за собой вослед, указывало всем путь, призывало стремиться вверх, к лучшему, светлому будущему. И устремляли люди вверх свои взгляды и мысли. Смотрели на солнце и думали о светлом. И не видели, как, устремившись тоже к солнцу, поднималась над землей уставшая от бесконечного полета пуля, поднималась уже в тысячный или десятитысячный раз, чтобы лететь и с высоты выискивать героя, не найдя и не убив которого она не могла остановиться, не могла прекратить свой утомительный и жестокий полет. Сколько раз уже ошибалась она, устремляясь вниз, к человеку, показавшемуся ей тем единственным, способным своей смертью предотвратить множество других смертей. Но всякий раз, пройдя навылет и оставив позади на земле переставшее дышать тело, понимала пуля, что снова ошиблась и что не был убитый ею человек ни героем, ни праведником. И снова синели перед нею бескрайние небесные просторы, а под нею лежали такие же просторы, только земные. А над гордой страной поднималось весеннее солнце, и пуля, поднимавшаяся вслед за ним, смотрела на землю, готовая в любую минуту сорваться вниз, чтобы со свистом понестись навстречу следующему человеку, показавшемуся ей достойным той смерти, которую она с собой несла. Показались внизу строящиеся высотные опоры для линий электропередач. И увидела пуля высотника-монтажника, бесстрашно работающего на самой верхушке огромной металлической конструкции опоры. «Может бить, это он!» — подумала пуля и, собрав всю свою энергию/понеслась вниз, навстречу неизвестному избраннику.

Утро было не по-весеннему хмурое. Тяжелые черные тучи висели низко над землей, и было просто удивительно, что дождь еще не шел.

Комендант рабочего барака Санабаев, одноногий инвалид, любивший беспричинно материться, стукнул деревянной ногой в фанерную дверь и крикнул: «Чай!» Добрынин встал с койки, потянулся и подошел к маленькому окошку. Потом обернулся. Ваплахов все еще лежал, глядя на серый в водяных подтеках потолок.

— Что, чай не хочешь? — спросил народный контролер.