Добрый ангел смерти - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Курков cтр.№ 25

Недовольный моими движениями Петрович перебрался на Гулю и застыл на ее бедре, посчитав, видимо, это самым высоким местом пустыни, с которого удобнее осуществлять свой дозор.

А потом я заснул, сладко и так крепко, что наутро уже ничего из приснившегося мне ночью не помнил.

Белые холмы постепенно приближались. Мы шли уже четвертые сутки. За это время я, должно быть, пересказал Гуле всю свою жизнь, включая последние события. Рассказал я ей и более подробно о причине и цели своего нынешнего вынужденного путешествия, благодаря которому наша встреча и состоялась. Она с интересом слушала, но никаких вопросов не задавала, а наоборот — проявляла какое-то возвышенное внимание к моим словам. А мне так хотелось, чтобы она сама о чем-то спросила, сама поинтересовалась какими-то деталями моей жизни. Мне казалось, что это был бы неплохой признак ее интереса ко мне. Но она молчала и слушала, ничем не заполняя возникавшие паузы, и в этом я видел скорее традиционное уважение женщины к говорящему мужчине, чем нечто большее. Но все равно идти и рассказывать ей о своей жизни было приятно и забавно, так как я вдруг стал замечать, что немного привираю, в некоторые события добавляю трагизма, в другие — пафоса или юмора. Но по ее глазам я видел, что ей интересно слушать меня, и я продолжал. Только когда во рту совершенно пересохло от болтовни, я замолчал и потянулся руками к свисавшей с бока верблюдицы канистре с водой.

Мы остановились. Я напился.

Солнце висело еще высоко и, не зная времени, я чисто интуитивно прикинул воображаемым пунктиром дальнейший его путь до заката. Получилось, что рабочий день светила должен был закончиться часов через пять.

— А мы что, в горы полезем? — спросил я Гулю, когда мы снова тронулись в путь.

— Нет, — ответила она. — Дойдем до Бесманчака, потом отпустим Хатему назад, а дальше пойдем под холмами по песку в обход.

Я кивнул. Правда, мысль о том, что всю поклажу скоро надо будет тащить на себе, меня не обрадовала Ночевали мы уже не на песке, а на каком-то солончаке — растресканная белая, словно посыпанная кристальной пудрой земля после хождения по песку показалась излишне твердой. На самом деле она выныривала из-под песка и упиралась в мягко поднимавшиеся вверх холмы. Она играла роль своеобразного фундамента для этих холмов, а потому ее полоска была узкой — метров сто — сто пятьдесят, и тянулась она, стараясь повторять линии и изгибы холмов. Но природа была слабым геометристом и поэтому в каких-то местах солончаковая полоска вообще исчезала, подпуская пески к самому краю холмов.

Устраиваясь на ночлег на твердом солончаке, мы подстелили вниз еще какие-то накидки из двойного баула Гули и только потом положили сверху две маленькие подушечки, пахнущие верблюдом, и полосатые подстилки-покрывала.

Под холмами было прохладно, а когда солнце полностью просочилось за горизонт, прохлада стала просто пронизывающей. Как-то само собой получилось, что ложась спать, мы оказались так близко друг к другу, как никогда до этого. И я обнял Гулю. Она лежала на боку ко мне лицом, но глаза ее уже были закрыты.

Может быть, она уже спала и просто не почувствовала мою руку, а может быть — притворялась. Я лежал так долго, наверно с полчаса. Лежал с открытыми глазами, любовался ею и в какой-то момент приблизил свои губы к ее губам и замер так, ощущая кожей своего лица ее тепло и дыхание. Я ее так и не поцеловал этой ночью. Не знаю почему. Хотелось страшно, хотелось гораздо большего. Но может ли подарок, не спрашивая разрешения, целовать своего обладателя? Глупость какая-то! Засели же в моей голове эти мысли! С таким же успехом я мог бы думать, что это ее Джамшед подарил мне. Ведь я сам ее выбрал! Если б не тот разговор, я бы так и думал. Но своеобразная смесь традиции и какой-то демократичности внесла такую путаницу в эту ситуацию, что даже думать о ней без раздражения я не мог.

Я еще повисел головой у ее лица, но потом, так и не поцеловав ее губы, опустил голову на подушку и уставился в небо, по которому снова полз по своим делам трактор-спутник. Потом я почувствовал, как на мою грудь взобрался хамелеон Петрович и уткнул свой профиль туда же, в усеянное звездами небо.

«Все хорошо, — сказал я себе. — Ночной дозор на месте. Можно засыпать…»

На следующий день мы достигли Бесманчака. Так называлось красивое место, где два пологих отрога холмов создавали широкое правильной треугольной формы ущелье, открытое с одной стороны. В центре этого солончакового треугольника находилась старая могила — каменная плита, то ли глубоко осевшая, то ли когда-то вкопанная. С одной стороны из нее поднимался круглый каменный столбик человеческого роста с зеленым платком, повязанным на верхушке. Я никогда прежде не видел подобных могил и из любопытства подошел поближе. Разглядел на гладком столбике арабскую вязь.

Сзади подошла Гуля.

— Здесь один странствующий дервиш похоронен, — сказала она. — Его кочевники-киргизы убили.

— За что?

— Дочь одного из них влюбилась в дервиша и сказала, что будет сопровождать его до его смерти. Тогда ее отец убил дервиша и увел ее домой. А потом вернулся с братьями и они похоронили его здесь…

— А почему он ее с ним не отпустил? — спросил я, подумав, что эта история издали напоминает мою.

— У дервиша не может быть дома, а значит, ему не положено жены, — ответила Гуля.

«Ну слава Богу, что я не дервиш, — подумал я. — У меня все-таки дом в Киеве есть…»

Тут же возле могилы дервиша мы сняли с верблюдицы поклажу, присели на полосатую подстилку отдохнуть, поели. Потом Гуля собрала на солончаке охапку сухих стебельков и веток безуспешно пытавшихся выжить в этом месте растений и поставила на разведенный костер треножку с котелком. Вскоре мы пили зеленый чай, задерживая его во рту и купая в нем соленые сырные шарики.

Рассказав за время совместного странствия Гуле практически все о своей жизни, я чувствовал себя с ней теперь уютно, несмотря на то, что о ее жизни почти ничего не знал. Спокойствие и тишина этого места располагала к беседе.

— Гуля, — спросил я. — А ты всегда жила в юрте с отцом?

— Нет. Не всегда… Уезжала в Алма-Ату учиться, на шесть лет…

— А где училась?

— Я мединститут закончила, — скромно опустив глаза, сказала она.

— И потом сразу назад, к отцу?

— Да, — она кивнула. — Если б я там вышла замуж, то осталась бы…

— А почему не вышла? Гуля пожала плечами.

— Там было много детей богатых родителей, которым бы все равно не разрешили на мне жениться… Но я бы и сама не захотела… А ты был женат?

— Нет, — ответил я. — Жил два года вместе с одной женщиной, она была из другого города. Потом она захотела перевезти к нам свою мать, и я понял, что это сожительство пора заканчивать… Квартира была маленькой, да и отношения наши с ней уже угасали, так что вряд ли приезд ее мамы добавил бы в них романтичности. После этого я решил пожить один, и мне это понравилось. Ну а дальше я тебе уже рассказывал.