Дама с биографией - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Велембовская cтр.№ 35

— Так прям сразу и показывай! Может, я хочу выпить с девушкой на брудерс… свашт… — Рыжий Пимен, покачиваясь, направился к столу, где среди пыльных эскизов, рваных листов ватмана, консервных банок, набитых окурками, валялись пустые бутылки. — Ой, нету ничего, — расстроился он и, икая, молитвенно сложил руки: — Товарищ Карл Маркс, сгоняй купи пролетарию бутылочку! Ну, Марксик! А мы с девушкой тут тебя подождем.

— Еще чего захотел! — сердито прикрикнул на него Марк и поспешил избавить Люсю от общества этого икающего, немытого сто лет забулдыги. — Лю, подожди меня лучше у машины. Ну его, дурака, к черту. Я с ним один быстрее разберусь. Идем, я провожу тебя до дверей.

— А чегой-то, старик, у твоей чувихи имя какое-то китайское? Я одного такого гада знаю… Лю Шаоци его звать… Она, случаем, не шпионка? — бормотал за спиной Пимен. Неожиданно замолк и, судя по звуку, рухнул на пол.

Дожидаясь Марка в незнакомом дворе, Люся буквально не находила себе места: ведь от алкоголика можно ожидать чего угодно! Что-нибудь не понравится, схватит нож и накинется на Марка. Такой страшный случай однажды произошел у них в поселке: прямо у нее на глазах на дороге пьяный мужик набросился на сына с ножом и зарезал насмерть. После рыдал, забившись в канаву, катался в истерике по траве, а что толку?

Она с трудом отыскала широкое окно, которое освещало мастерскую, но из-за солнца, бившего в стекла, ничего за ним не разглядела. Прислушалась: тихо! Еще сильнее разволновавшись, побежала обратно в подвал, на помощь Марку, но он уже выходил из подъезда, распевая придуманный на ходу стишок:

— Китаянка моя, китаяночка, покатаю тебя я на саночках!.. Как думаешь, сколько Пимену лет?

— Лет сорок, наверное. Или больше?

Хмыкнув, Марк положил на заднее сиденье рядом с букетом привядших пионов прямоугольный сверток в крафтовской бумаге, а ответил лишь тогда, когда «жигули» выехали из помоечного двора с этажерками голубятен на улицу:

— Лёха Пименов — мой бывший одноклассник. Его папахен одно время служил у нас в Кишиневе, в военном округе. Мы с Лёхой тогда здорово дружили, не разлей вода. Потом, представляешь, совершенно случайно встретились в Москве. Впрочем, все дороги ведут в Рим! — усмехнулся он, только как-то грустно. — Способный парень, талантливый художник, но спился окончательно. На почве алкоголизма еще и шизнулся. Всюду ему мерещатся шпионы, кагэбэшники, милиция. Жалко мужика. Квартиры у него нет, денег нет. Из мастерской того и гляди выгонят. Всю их халупу уже выселили. Вот взял у него картины на продажу. Покажу Додику, может, купит. Он любит всякие пейзажики с церквушками а-ля рюс. Надо помочь Пимену, правильно?

— Правильно, — поддержала Люся, хотя была больше чем уверена, что Пимен снова все пропьет. Но какой же Марк добрый и отзывчивый человек! Не всякий станет в субботний день, да еще после спектакля гонять по Москве, чтобы помочь бывшему однокласснику.

С Таганки они понеслись вниз, к Котельникам, по набережной обогнули красавец Кремль со сверкающими куполами, промчались вверх по улице Горького и минут через десять остановились возле «Березки» на Грузинской.

Открывший дверь в квартиру Додик не понравился Люсе даже больше, чем Лёха Пименов, несмотря на то, что был абсолютно трезвым и гладко выбритым. Лягушачье лицо — рот до ушей, приплюснутый нос, узкие зеленые глаза — и скрипучее «проходите» вместо ответного «здравствуйте» сразу же вызвали отвращение к этому пижону в бархатном халате и шелковом шарфике под ослепительно-белой рубашкой.

— Додик, дай бутербродик! — с порога поддразнил его Марк. — Нет, правда, старик, есть очень хочется.

— Перебьешься! — в тон ему усмехнулся Додик и, смерив Люсю пронзительным зеленым взглядом, слишком уж галантно, явно издеваясь, распахнул перед ней стеклянные двери в комнату: — Прошу, мисс. А мы с господином артистом пойдем покалякаем на кухне. Вам тоже дать бутербродик или обойдетесь конфетками и ягодками?

— Спасибо, ничего не нужно, — с независимым видом сказала она и уселась, нога на ногу, в указанное небрежным жестом кресло возле журнального столика, на котором возвышалась фарфоровая ваза на ножке, полная черной рыночной черешни и ярко-красной клубники. Рядом с вазой лежала колоссальная коробка импортных конфет, наверное, купленная внизу, в валютной «Березке». Таких конфет в обычных магазинах днем с огнем не сыщешь.

Из коридора проскрипел удаляющийся голос: «Хорошенькая куколка, может, махнемся?..» Остальное она не расслышала, но и этого было достаточно, чтобы возненавидеть сразу и навсегда этого мерзкого Додика. И зачем Марк общается с ним?

Любовь к антикварным вещам — только это могло связывать Марка с хозяином тяжелой мебели, картин в дорогих рамах, ламп с шелковыми абажурами, подсвечников, статуэток и отливающих золотом икон. Все вещи были подлинными — тут уж Люся не могла ошибиться, недаром она уже восемь месяцев проработала под руководством всезнающей Тамары, — только выглядели они, в отличие от их потертого, тусклого и поломанного реквизита, как новые: ни пылинки, ни скола, ни трещинки. Вероятно, противный Бутерброд был коллекционером, знатоком и ценителем искусства, а такие люди невольно вызывали у Люси уважение.

На прощание она даже улыбнулась ему:

— Спасибо большое, ягоды были очень вкусные.

— Не стоит благодарности. Приходите еще, — кивнул он и, ухмыльнувшись, добавил: — И лучше без сопровождающих.

— Перебьешься! — засмеялся Марк. — Ладно, спасибо, старик, созвонимся.

В лифте Марк вскинул изумленные глаза:

— Лю, почему ты такая сердитая? Обиделась на этого дурака?.. Да? Брось, он же пошутил.

С трудом разлепив ресницы, она долго не могла понять, почему у нее так кружится голова, где она, что сейчас: уже утро или все еще ночь?

Мелькание фонарей вернуло ощущение реальности: она лежит на заднем сиденье, куда ее, пьяную, совершенно ничего не соображающую, уложил Марк. Обрывки вечера: так поразившие ее сначала черная икра, осетрина, шампанское в ведре… смеющиеся губы Марка… танцы в его нежных объятиях, возбуждавшие завистливые взгляды женщин… снова танец, медленный, когда одолевало страстное желание прижаться к любимому артисту, и она прижималась… — все эти четкие, цветные картинки пронеслись в Люсиной голове и повергли ее в отчаяние. Ой, как стыдно!

— Эй, Лю, ты как там? Проснулась? — В его голосе не было и тени насмешки или обиды, хотя Марк вполне мог бы обидеться: она вела себя безобразно.

— Прости, пожалуйста. Со мной такое первый раз в жизни, честное слово. — Люся попыталась сесть и тут же снова упала щекой на сложенный вместо подушки пиджак.

— Поспи, поспи, мы проезжаем только мимо Рижского вокзала.

При упоминании о Рижском вокзале в голове будто щелкнул выключатель: Нюша! Утром она поехала за картошкой на Рижский рынок.

— Ой, мама меня теперь убьет!

— Ты серьезно? — обернулся Марк. — Что-нибудь придумаем. Для начала тебе нужно глотнуть свежего дачного воздуха и умыться.