Живые истории - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Макаревич cтр.№ 17

Мне кажется, чтобы заниматься актуальным искусством, надо иметь внутри себя очень большой запас нелюбви.

Что произошло с миром? Может быть, в ноосфере, во вселенской кладовой прекрасного запас Любви вдруг иссяк? А может быть, человечество просто перестало слышать песню Любви, радостно оглушенное какой-нибудь новой электронной «пукалкой»?

И вот еще что — о названии: актуальное искусство. Клянусь вам — я не старый пердун, не воинствующий ортодокс и на данный момент отнюдь не лишен чувства юмора. Просто хочу разобраться.

Во-первых — «актуальное». Это значит — востребованное сегодня. Кем? Критиками, которые кормятся на этом деле, как мухи на повидле? Кем еще? Это вроде как самих себя назвать героями или патриотами, тем самым отказывая другим в этом праве. Теперь — «искусство». На протяжении веков у человечества как-то не возникало проблем с тем, чтобы отличить искусство от неискусства, и помогало второе значение этого слова — мастерство. То, что в актуальном искусстве не является критерием, чаще всего вообще не существует.

Дивный анекдот для тех, кто хочет разбираться в современном арте: если накакал под дверью, позвонил и убежал — это инсталляция. Если сначала позвонил, а потом накакал — это уже перформанс. От себя добавлю: если все это снимал на телефон — это видеоарт.

У меня предложение. Смотрите: «Мерседес» — это автомобиль. И «Форд» — это автомобиль. И даже «Лада Калина» — автомобиль, как ни верти. А вот табуретка — не автомобиль. И не кричите, что табурет — это актуальный автомобиль. Не дурите людей. Давайте придумаем более точное название тому, чем вы занимаетесь. Концептуальное самовыражение, например. Или современный прикол. Только не искусство. Жалко искусства.

А ведь не примут мое предложение. Знаете почему? Потому что именно слово «искусство» позволяет торговцам этим делом приписать к цене на продукт еще один нолик. А то и два, и три. И богатые дураки во всем мире, боясь признаться вслух, что король-то голый, ведутся за милую душу — не фуфло какое-нибудь покупаем, искусство. Вон критики хвалят.

Что? Говорите, это все не ради денег и славы, все за чистую идею?

Врете, собаки. Плох тот солдат, который не метит в генералы.

Разве что хер на мосту. Правда, смешно.

Художник — такой же человек, как и мы. Просто он слышит, видит, чувствует сильнее, чем мы, убогие. И он не может об этом не рассказывать. Чтобы рассказать, нужно владеть языком. Это — второе значение слова «искусство» — мастерство. Мастер — высокий ремесленник. Он знает, как провести линию.

Но, как правило, не испытывает внутренней необходимости ее проводить. Художник может болеть, голодать, умирать — он все равно не может не работать — он ДОЛЖЕН. Должен небу. Ремесленник берется за кисть после получения аванса. Иногда художник не владеет ремеслом, чаще он сознательно отказывается от общепринятых приемов — так рождается новое направление. Ремесленник никогда не создаст нового направления — он будет достойно двигаться в русле, удовлетворяя общественный спрос. Поэтому всегда будет Рембрандт и — школа Рембрандта. Да нет, тоже хорошо. В гостиной отлично смотрится.

«У тебя совесть есть?!» — очень яркий окрик из детства. Ничего хорошего не предвещающий.

Между прочим, слова, которыми мы пользуемся чаще всего, обычно с трудом поддаются расшифровке. Ну-ка, что такое совесть? Как всегда, полез в словари.

Первый сюрприз: у Даля в словаре слово «совесть» отсутствует. Вот те на. Такое русское понятие. Казалось бы.

В остальных — примерно одинаково: происходит от старославянского, а старославянское — от греческого, означает понятие морального сознания, внутреннюю убежденность в том, что является добром и злом (чепуха, кстати: внутренние убеждения по этому поводу могут быть очень разными), чувство нравственной ответственности за поведение. Отдельная песня в «Философском словаре», издательство политической литературы, 1981 год. Это надо прослушать целиком, стоя. «Совесть — этическая категория, выражающая высшую форму способности личности к моральному самоконтролю, сторону ее самосознания. В отличие от мотива (чувство долга), С. включает и самооценку уже совершенных действий на основе понимания человеком своей ответственности перед об-вом. С. обязует человека своими действиями не просто заслужить уважение к себе (не унижать себя), как, скажем, чувство чести и личного достоинства, но полностью отдавать себя служению об-ву, передовому классу, человечеству. С., кроме того, предполагает способность индивида критически относиться равно к своим и чужим мнениям в соответствии с объективными потребностями об-ва, а также ответственность человека не только за собственные действия, но и за все то, что происходит вокруг него. С. — общественно-воспитуемая способность человека. Она определяется мерой его исторического развития, а также его социальной позицией в тех объективных условиях, в к-рые он поставлен. Как активная ответная реакция человека на требования об-ва и его прогрессивного развития С. является не только внутренним двигателем нравственного самосовершенствования личности, но и стимулом ее деятельно-практического отношения к действительности. С. может проявляться как в рациональной форме сознания нравственного значения своих действий, так и в комплексе эмоциональных переживаний („угрызения С.“). Воспитание в каждом человеке С. — одна из важных сторон формирования коммунистической нравственности».

Господи, как мы во всем этом жили? Вот повезло молодым!

А по мне, совесть — это присутствие Бога в человеке. Только-то и всего. И она, совесть, как и благородство, заставляет человека поступать вопреки собственной выгоде — во всяком случае, очень часто. И придумал это не я — я эту мысль вычитал у Толстого, давным-давно, названия работы сейчас так и не вспомнил. Он и само слово расшифровывает соответственно: «-весть» (читай — благая) и «со-» — то, что с тобой. В словарях такого нет. Человек без совести — человек без Бога в душе. Сплошь и рядом.

Один американский солдат сказал: «Бог соткан из веры. Больше веры — больше Бога. Нет веры — нет Бога». Все правильно. Только веры настоящей, а не призванной на временную службу государством. Можно сколько угодно кричать о защите чувств верующих, размахивая кадилом, — Бога в нас больше не станет. Боюсь, наоборот. И еще боюсь — им это совершенно неважно.

Вот и все. Извините за несколько излишнюю серьезность.

А Толстого церковь уже тогда долбала. Может, не так уж все и изменилось?

Солнце только что село, но еще светло. Свет совершенно необычный, он идет отовсюду, тени исчезают. У кинооператоров это время суток называется «режим». Снять удачно эпизод в режиме — показатель высшего мастерства. Это очень сложно, потому что освещение меняется каждую минуту. Вот сейчас дорога вдруг посветлела и почти сравнялась по яркости с небом. Лес, наоборот, стал темным и непрозрачным, глубина потерялась. Оказывается, у художников есть специальные кисточки, чтобы писать листву деревьев: они совсем расплющенные, и щетинки их развернуты веером — знай тыкай, и получится множество маленьких листочков. Помню, когда узнал — расстроился: очень уж как-то ремесленно. Надо же!