Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 52

Вот же блинский блин! Не знала баба хлопот – так купила баба порося! И что теперь Мальцевой с этой несчастной девочкой-дурочкой делать? А та уже подрастеряла свою мрачную подростковую удаль и смотрела на Татьяну Георгиевну большими, красивыми, несчастными, голубыми глазищами, как потерявшийся щенок.

– Одевайся, идём!

Алёна кое-как натянула на себя порванные колготы. Девчонку стало колотить крупной дрожью, на неё напала отчаянная зевота.

– Потерпи ещё немного. Возьми себя в руки!

Да, именно так бывает с маленькими детьми и потерявшимися собаками, когда их внезапно находит взрослый или хозяин. Две минуты назад ты был ощерен в мир всеми рецепторами, всеми органами и системами, ответственными за выработку внутренней «химии борьбы», но вот тебя нашли, пожалели, и не надо бояться, не надо ничего решать, не надо бороться – и тебя настигает не менее жестокий вал «химии расслабления». Хотя бы временного. Вся наша жизнь – не более чем химия борьбы и химия расслабления. Химия бунта и химия страха. «Запомни, деточка. Будет бардак в голове – всё это только химия!» – несколько неуместно вспомнила Мальцева цитату из какой-то беллетристики, пока буквально на себе тащила по подвалу внезапно обмякшую девчонку, которая была близка к истерике. К бессмысленной экзистенциальной истерике, которая помогает «химическому заводу», коим и является по сути наш организм, сбросить токсические отходы и избавиться от очередного кризиса гормонального перепроизводства.

Мальцева заставила девчонку принять душ, перед которым ту обильно рвало в унитаз служебного туалета. Переодела её в одну из своих хирургических пижам. Вызвала Святогорского, который вколол ей в вену «химию блаженства», позволяющую на время слегка пригасить интенсивность работы «химического завода».

– Нервные клетки, Татьяна Георгиевна, – начал Святогорский, когда девчонка отрубилась «на игле», – взаимодействуют друг с другом, как ты, разумеется, помнишь, путём выделения химических посредников, которые называются нейротрансмиттерами. И лекарственные средства и наркотики оказывают эффект, изменяя воздействие этих молекул-«посредников». – Аркадий Петрович погладил Алёну по голове. – Бодягу ей к фингалу прилепи. Кстати, сделай мне кофе. Услуга, так сказать, за услугу.

Мальцева наладила свою новую бесшумную кофеварку, установленную Маргошей после ремонта.

– Прям космический корабль, а не чайник электрический. Как только не изгаляется современная инженерия, как только не пытаются впихнуть маркетологи товар в доверчивого потребителя в условиях перепроизводства! Как щекочут всяческие дорогостоящие финтифлюшки рецепторы молекул допамина, позволяя ему действовать более продолжительное время! Всё это нынешнее барахло – и кофеварка, и твои бесконечные меховые курточки, и все эти айфоны-айпады – по механизму своего воздействия сродни кокаину! Рюмочку-то нальёшь старому другу? Что ж вот так вот кофием всухомятку давиться?

Татьяна Георгиевна, улыбнувшись, молча подошла к холодильнику, достала бутылку водки, налила Аркадию Петровичу рюмку.

– А сама?

– Нет.

– Чего так?

– Плановая на пятом через час.

– Ясно! Выпил – за скальпель не берись! Ну, здоровье этой девочки! За психическое, в основном, здоровье, потому как с телом, как я понимаю, ничего особенно страшного не произошло. Так что за то самое психическое здоровье, которое ещё принято именовать «душевным»! – Святогорский одним махом опорожнил рюмку и стукнул ею по столу. – Помнишь ли ты, Татьяна Георгиевна, что нервные импульсы неизменны по мощности, и что информация в огромной фабрике-кухне под условным рабочим названием «человек» кодируется с частотой этих самых неизменно-мощных нервных импульсов? А что такое нервный импульс? Это число потенциалов действия, генерируемых нейроном в секунду. И как это всё работает? Если совсем тупо – то сродни азбуке Морзе. А если по-умному, то… Налей-ка мне ещё. На сухую не идёт по-умному.

Мальцева, снова молча, налила Святогорскому вторую рюмку. Он сел с этой рюмкой в кресло и, любовно оглаживая хрустальные грани, продолжил говорить. Потому как поговорить любил куда больше, чем выпить, если разобраться.

– Одна из самых серьёзных проблем нейробиологии, дорогая моя подруга, это именно что понимание, каким образом работает всё то, чему давным-давно даны названия, всё то, что давным-давно в упор рассмотрено под электронным микроскопом. Мы все как клинические кретины, которым дали элементарный, казалось бы, наборчик конструктора «Лего». Мы и название даже деталькам знаем – вот такие мы умные клинические кретины! И цвет деталек знаем. И форму. И даже знаем, что картинку на коробочке зовут «домик». И что? Как работает эта очевидно простая система кодирования?!

– Конструктора «Лего»? – хмуро бросила Татьяна Георгиевна, слегка погрузившаяся в свои мысли.

– Система кодирования нервных импульсов! Вот возьми, например, – он кивнул на глубоко и тихо спящую девчонку, – эмоциональные ощущения, которые мы испытываем при изнасиловании. Или при потере айфона. Или же при утрате, да простят меня боги Олимпа и ты, близкого человека. А откуда в нас способность пустить в цель стрелу, находясь от означенной цели на значительном расстоянии? А сколько нейронов задействовано сейчас, чтобы я мог закинуть ногу на ногу, оглаживать грани рюмки и непринуждённо пиздеть с тобой о микро и макрокосмах? Нет, всем уже давно ясно, что информация не передаётся от нейрона к нейрону в линейной последовательности! Что имеется система кодирования самой системы кодирования, и система кодирования той системы, которая отвечает за кодирование. Но каков он?! Он! Основополагающий механизм? Основополагающий механизм должен быть прост и элементарен, как яйцо! Но яйцо отнюдь не так элементарно, каковым оно может показаться клиническому кретину. Оно безупречно просто по архитектурному решению, оно не малиновое и не в рюшах, а просто белое или бежевое – но оно отнюдь не элементарно! Потому в саркастическом ab ovo зарыта большая ехидная жопа.

– Кем зарыта? – Татьяна Георгиевна поставила большую чашку кофе на журнальный столик. – Пей, пока не остыл.

– Да-да! Выпью!

Аркадий Петрович махнул и вторую рюмку до дна.

– Ну вот, остыть не успела. Так вот… Вероятно – ну так сперва предположили, потом решили, что то, что они увидели в электронном микроскопе – с охуенной точностью подтверждает предположение, – ты же знаешь, мы, большей частью, видим только то, что хотим видеть… Вероятно, что каждый отдельно взятый нейрон – хотя где и кто видел отдельно взятый нейрон, кроме как под электронным микроскопом? – каждый отдельно взятый нейрон получает синаптические входы от многих отдельно взятых других нейронов. Такая вот конвергенция. И каждый же отдельно взятый нейрон одномоментно взаимодействует с как минимум сотней тысяч других отдельно взятых нейронов. Такая вот дивергенция. Каждый нейрон как влияет, так и подвергается влиянию каждого нейрона. А сколько тех нейронов? А я ебу? А кто ебёт? Нейробиологи? И они не ебут! А теперь попытайся представить, как неограниченное количество чего-то взаимообратно связывается с неограниченным количеством чего-то! И хотя бы прикидочно задумайся, каким это, простите, образом происходит? – Аркадий Петрович отхлебнул кофе. – Представила?