— Но как?! Как эта мелкая сучка устроила такое?! — опешила я.
— Используя свои связи, — объяснил Павлик.
— Какие у нее связи, у этой сучки?! — взвизгнула я.
— Очень большие, между прочим. Ты не знала, кто у нее отец? — удивился Павлик. — Председатель Верховного суда города Москвы господин Федор Босяков, уголовная кличка — Босс. Она тут всех очень хорошо выстроила. Ты действительно не знала, кто ее папа?
Я почувствовала, что у меня перед глазами все поплыло.
— Павлик… — прошептала я. — Вы там совсем с ума сошли? Вы там все идиоты, что ли? Это просто однофамилец!
— Не бывает таких совпадений, — усмехнулся Павлик.
— Павлик! Кому вы верите, идиоты?! Кому? Он — Федор, она — Филипповна!
Настала пауза — слишком уж долгая для международного звонка.
— Вот черт, — выдавил наконец Павлик. — И правда. А я ведь тоже купился… И уволился. Я не в розыске, но больше не работаю там. Даша понимает, что если меня арестуют, я дам показания совсем не в ее пользу. У нас с ней негласное перемирие…
— Ах ты сволочь! — взвизгнула я.
Павлик ничего не ответил, грустно шмыгнул носом. Или мне показалось из-за помех? Я помолчала, а потом мне стало страшно, что он сейчас повесит трубку.
— Эй! — позвала я. — Ты еще здесь?
— Здесь, — откликнулся Павлик.
— Павлик, что мне делать? — спросила я тихо. — У меня кончились деньги, у меня даже кредитку заблокировали. Наверно, мобильник оставили, чтобы прослушивать.
— Да, — сказал Павлик. — Наверно.
— Послушай… — Мне вдруг стало стыдно, но выхода не было. — Послушай, а ты мне можешь прислать денег? Мне нужно несколько тысяч — может, десять или даже двадцать… Я отдам потом, честное слово!
— Нет, — ответил Павлик. — Зачем тебе столько? Я могу тебе оплатить билет в Германию, если твоя шенгенка еще действует. Или в какую-нибудь безвизовую страну, если не действует. А там подумаем, как решить твою проблему. Сообщишь господину Босякову, что у него появилась дочь, пусть разберется по-отцовски… А дальше будет видно. Не забывай только, что твой мобильник прослушивается.
— Мне не нужна, черт побери, Германия! — взорвалась я. — Мне надо арендовать вертолет и добраться до Кайлаша!
— Так я и думал, — вздохнул Павлик. — И почему у меня не было сомнений? Ленка, ты никогда и ни за что не арендуешь в Лхасе вертолет на Кайлаш. Тибет — это оккупированная территория, вертолеты только у китайских военных. Взятку ты им не дашь, в Китае за взятку смертная казнь.
— Нет! — закричала я. — Нет! Не может такого быть! Должен быть способ! Должны быть туристические компании!
— Леночка, — перебил Павлик, — ты, по-моему, не понимаешь до сих пор: в Китае нельзя высаживаться на вершину Кайлаша. Нельзя! Понимаешь? А «нельзя» в Китае — это действительно «нельзя». А не как ты у нас привыкла. Кайлаш — запретная гора, никто и никогда не высаживался на ее вершину. Это запрещено категорически — религиями, законами, традициями Тибета и Китая. Все равно как из черного камня Каабы сделать пепельницу или сдать Храм Гроба Господнего под стриптиз-бар. Понимаешь?
— Но ведь люди туда взбирались! И мой отец там был!
— Возможно. Но тайно, пока никто не видел. Не на китайских вертолетах.
Я помолчала. Черт побери, Павлик был прав.
— Хорошо, — процедила я сквозь зубы. — Я пойду туда сама. Пешком.
— Вообще-то от Лхасы тысяча километров, — заметил Павлик. — Несколько дней на джипах едут.
— Доеду на джипе, а дальше пойду пешком.
— Ты когда-нибудь ходила в горы? — удивился Павлик.
— Нет.
— У тебя есть горное снаряжение?
— У меня есть кислородные баллончики. Какое еще там надо снаряжение?
— Теплая одежда особая — там дико холодно. Веревки, крюки, специальные карабины и все такое. Ботинки с кошками. Ледорубы. Специальная еда. Кислород, наверно. Деньги на шерпов.
— Шерпы — это что?
— Шерпы — это такие носильщики и проводники из местных, — объяснил Павлик. — Они идут за альпинистами и несут их вещи, пока те покоряют вершины мира.
— Нет. У меня ничего такого нет. Но я все равно пойду, ты меня знаешь.
— Да, — вздохнул он, — я тебя знаю. Ты все равно туда пойдешь. Кто бы сомневался.
— И? — спросила я с надеждой. — Ты мне не поможешь?
— Помогу, — вздохнул он. — Кто бы сомневался.
— Ты пришлешь денег?
— Нет.
— А как ты мне собрался помочь? — удивилась я. — Прилетишь сюда в Лхасу с деньгами, одеждой и веревками?
— Да.
Я опешила.
— Ты с ума сошел? И когда?
— Через пять-шесть дней.
— Наивный Павлик! — усмехнулась я. — Да тебе одни лишь китайские-тибетские визы месяц оформлять! Если со взятками — две недели, не меньше!
— Спасибо, я в курсе, — ответил он. — Три недели назад подал документы. К среде будет готово.
Круг паломников
Я действительно не представляла, что в горах может быть настолько холодно. Еще в Лхасе я купила себе уродливую оранжевую куртку и такие же мешковатые штаны, но и они на ветру спасали не всегда. К подножию Кайлаша я доехала в джипе с французскими туристами, с которыми удачно познакомилась еще в отеле в Лхасе. Вместе с ними я и отправилась пешком в обход горы — этот круг паломников назывался священной Корой — с ударением на первое «о». Здесь мы договорились встретиться с Павликом, который добирался через Непал и Катманду — так, объяснил он, будет быстрее, и возникнет меньше вопросов у таможни по поводу горного снаряжения.
В первый же день французы сдулись. Одна из девушек подвернула ногу, ее мальчик впал в истерику, а остальные стали хором жаловаться на горную болезнь. В итоге они эвакуировались на джипе, и дальше я пошла одна.
Как ни странно, горная болезнь меня больше не трогала, а телу довольно быстро стало все равно. Это состояние сложно описать словами, но я попробую. Вокруг царил холодный пронзительный ад, в нем одновременно была потрясающая неземная красота и весь груз человеческих грехов и страданий — наверно, в таком аду после смерти вечно горят Рерих и Блаватская. Свинцовым было все — и рюкзачок за спиной, и ноги, и даже веки.
К тому времени я выкинула все лишнее, что у меня было — от лишней одежды до косметички, оставила только мыло и зубную щетку. Меня немного беспокоило, в каком непричесанном виде я предстану перед Павликом, но я рассудила, что, какой бы я ни была, он вряд ли повернется и уедет так сразу. Смартфончик и нотик я подарила французам. Они долго не хотели брать и все грозились прислать мне по почте. Пришлось им последовательно рассказать несколько противоречивых сказок. Я сказала, что у нас в России с этими безделушками нет проблем, и такие штуки принято время от времени выкидывать. Затем сказала, что хочу избавиться от грехов и очистить душу, поэтому выбрасываю те предметы, которые связаны с самыми страшными грехами современного мира. Затем сказала, что в России принято делать подарки в знак благодарности. Все это не действовало, и тогда я с немецкой пунктуальностью расписала стоимость скупки бэушной техники в сравнении со стоимостью аренды джипа и кормежки, которую они мне обеспечили все эти дни бесплатно. Этот аргумент, как ни странно, подействовал — видно, французам не удалось здесь толком достичь просветления и как следует отрешиться от цивилизации продаж. Я взяла с них пятьдесят долларов мелочью, и этого мне вполне хватало на ночлег и еду.