Маска резидента - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ильин cтр.№ 63

Но и ее можно было избежать, если бы я смирился с дополнительным двух-трехминутным опозданием. Я повторил ошибку прохожего, перебегающего ради экономии тридцати секунд перекресток на красный свет. Я, как на придорожном плакате, сэкономил минуту и поставил под угрозу жизнь. Так что не будем взваливать на рок свои ошибки. Но об этом я размышлял позже. В тот момент столкновения и переворота машины мне было не до отвлеченных материй. От удара о баранку я на мгновение потерял сознание. И именно этого мгновения хватило зевакам, чтобы заполнить своими любопытствующими телами все подходы к дверцам перевернутой машины. Они были искренни, они хотели помочь, но мне от этого было не легче.

Сразу десяток рук потянулись внутрь сквозь разбитые стекла. Они думали, меня волновала жизнь. Но меня в данный момент волновала только набитая спецсредствами сумка. Утрата сумки была бы равнозначна потере жизни. То, что в ней находилось, не предназначалось постороннему взгляду.

— Сумку! Сумку! — требовал я, отталкивая добровольцев-спасателей. — Вначале сумку!

Наверное, они удивились такому невероятному, перед лицом смерти, крохоборству, но сумку дали. Только после этого я позволил вытащить себя наружу. Я не чувствовал боли. Мне некогда было чувствовать ее, мне нужно было покинуть место аварии до того, как сюда прибудет милиция и «Скорая помощь». Я не мог допустить ни забирающего последнее время лечения, ни связанной с наездом проверки документов.

Я продирался сквозь руки, как сквозь колючий кустарник. Я отодвигал руки, я раздвигал руки, я отдирал руки от себя.

— Остановите его.

— Помогите ему. У него шок!

Я не мог выбраться из такой плотной и активной толпы, не применив известных мне приемов. Но я бы не смог избегать жертв, применяя эти приемы. Но я бы раскрыл себя, допустив эти жертвы. И я из охотника превратился бы в дичь. Круг замкнулся. Я оказался обезоруженным. Силовые методы оказались невозможны. Нужно было найти какой-нибудь простой и действенный ход. Что может убедить людей оставить меня в покое? Страх! Чего люди боятся более всего? Потери жизни. Только это может перекрыть все прочие сиюминутные чувства.

— Вы что, с ума сошли?! — заорал я что было сил. — В багажнике двести литров бензина! Он сейчас рванет! Спасайтесь!

Мой вид и мой крик показались убедительными. Люди отшатнулись от машины. Используя их секундное замешательство, я, отбросив в сторону двух ухвативших меня доброхотов-спасателей, кинулся к ближайшей подворотне. Теперь я мог разрешить себе действовать чуть более жестоко. Возможным взрывом я аргументировал свое нежелание оставаться возле разбитой машины.

Все. Вырвался! Ушел!

В одном из ближайших подъездов я позволил себе минутную передышку. В принципе я отделался легко. Серьезно пострадала только левая нога. Вставать на нее было можно, но сгибать в колене затруднительно. Все прочее, несмотря на обилие крови (ей-богу, словно порося резали), было несущественно — так, мелкие телесные повреждения. Хуже дело обстояло с одеждой. Ее просто не осталось. Показываться в этих пропитанных кровью лохмотьях на улице нельзя. Необходимо было как можно быстрее обновить свой гардероб.

Я поднялся на этажи, послушал двери. Отбегая, вернее, отпрыгивая на одной ноге на верхние марши, позвонил в одну, вторую, третью квартиры. Ту, где никто не ответил, вскрыл универсальной отмычкой. Нельзя сказать, что мне повезло, но кое-что подходящее в одном из платяных шкафов я обнаружил. Замыв кровь в ванной, я залепил раны со специальным, состоящим из полусотни лекарственных препаратов покрытием пластырем, заглотил две болеутоляющие из аварийной аптечки таблетки. Через тридцать минут я покинул давшую мне приют квартиру. Свою одежду, сложенную в прихваченный на кухне пакет, я бросил в мусоропровод.

Я довольно удачно выкрутился из случившегося дорожно-транспортного происшествия, но как бы не ценой провала операции. Мой кредит выглядел угрожающе. Частичная трудоспособность заставляла забыть об активных, связанных с бегом и прыжками, лазанием и рукопашным боем действиях. От целого агента нынче осталась едва ли треть.

Случившееся на перекрестке странное происшествие рано или поздно через каналы милиции дойдет до ушей авторитетов. Вполне возможно, что они смогут связать его с эпидемией смертей, постигшей их товарищей. Кстати, последнее обстоятельство — информированность оставшихся в живых об имевших место несчастных случаях — сводит на нет все мои ранее разработанные планы. Вряд ли они теперь будут открыто появляться в городе. А это значит, что прекрасно задуманные и подготовленные четвертый и шестой несчастные случаи останутся невостребованными. Может быть, пятый сработает? Хотя и тут не без сомнений. Следует признать, что операция в том виде, в каком задумывалась, провалена. Спасать ее — только усугублять и без того плачевное положение. Если здание дало трещину, подпорки не помогут. Надо строить новое. Судя по всему, возможности тайной войны исчерпаны и пора переходить к открытым боевым действиям. Не сегодня-завтра противник, догадавшись о происходящем, перейдет к долговременной и глубоко эшелонированной обороне — накопает траншей и дотов, и тогда его из них ни за какие уши не вытянешь.

Вывод один — наступать надо сегодня, пока они не очухались, не сопоставили факты, не сделали выводы. Значит, времени на отдых у меня нет. Ни минуты! Ладно, война так война. Единственное, что меня не устраивало в ведении полномасштабных боевых действий, — это определенная военной наукой цифра потерь при наступательном, на закрепленного противника бое — один к трем. И даже один к одному не подходило. Только, говоря футбольным языком, всухую. Только три — ноль. Пора интеллектуального противоборства прошла, теперь придется поработать руками. А учитывая, что для задуманного дела они коротки, придется удлинить их специальной, усиленного боя винтовкой, взятой из резидентского контейнера. Не хотелось скатываться до такой банальности, но деваться некуда. На разработку и подготовку чего-то более изящного времени не осталось. Будем импровизировать на ходу. Итак, место действия известно, оружие определено, осталось установить сроки.

Чаще всего ликвидаторы, использующие длинноствольное огнестрельное оружие, выполняют работу ночью. Ночью меньше вероятность напороться на способного помешать делу зеваку, легче скрыться, проще замаскироваться в темноте и, наконец, удобнее выцелить жертву в хорошо освещенном проеме окна. Днем в помещении темнее, чем на улице, и определение объекта затруднено.

Я прекрасно обо всем этом знал, не раз и не два читал наставления по специальной стрелковой подготовке и потому поступил наоборот. Вряд ли мои противники настолько глупы, чтобы не додуматься до очевидного — что освещенный предмет в темноте виден лучше и что достать врага проще и безопасней всего издалека с помощью давно изобретенной и хорошо себя зарекомендовавшей в подобных щекотливых делах винтовки с оптическим прицелом. Смотрят же они фильмы, читают книжки про покушения на президентов.

Если хоть толика подозрений закралась в их головы, то могу поспорить: интересующие меня окна ночью будут плотно зашторены. Любой опасающийся мести человек инстинктивно избегает глядящих в темноту окон. Это, если хотите, рефлекс. Темнота всегда таит угрозу. А вот день? Будем надеяться, что их подозрительность не переросла в панику, чтобы, отгораживаясь от мира, превращать квартиру в подводную, без доступа свежего воздуха и солнечного света, лодку.