Нате — берите!
И Юсуф вынул откуда-то огромный, пожалуй что поболе, чем гусиное яйцо, алмаз, коих Якову отродясь видеть не приходилось! Да и никому иному ни на Руси, ни в Европе, ни даже в самой Персии!..
Глава XIV
Мишель стоял перед дверью, не находя в себе силы крутануть барашек звонка. Потому что не один был — подле него, уцепившись за штанину, стояла девочка. Та самая — сестренка сгинувших братьев.
Везти ее сразу в милицию Мишель не решился — сил в себе не нашел. Ее бы сперва переодеть да покормить, а уж после в казенный дом сдавать...
Мишель вздохнул, протянул руку и повернул медный барашек.
За дверью громко брякнуло.
Еле слышно зашелестели легкие шаги.
И дверь распахнулась.
— Вот, — виновато вздохнул Мишель. — Не один я. Пусть она пока побудет у нас.
Анна встревоженно глядела то на него, то на девочку, словно бы сличая их.
Девочка тоже, не отрываясь от штанины, во все глазенки таращилась на даму, открывшую дверь, будто понимая, что именно от нее теперь зависит судьба ее.
«Господи, а ну как Анна вообразит, что он не просто ее привел, а что она его? Что дочь незаконнорожденная! — вдруг испугался Мишель. — Фу ты, глупость какая!»
— Ты только не подумай худого, из деревни она, у нее родители померли, — торопливо, пугаясь, стыдясь и не зная куда себя девать, забормотал он.
Но Анна его уже не слушала. Она всплеснула руками.
— Господи, какая же она грязная! Откуда ты ее такую взял?
— Оттуда, — неопределенно махнул Мишель. — Ты не бойся, это ненадолго. Я только все узнаю, а после сам свезу ее в сиротский приют. Должны же они у них быть...
— Я не хочу в приют! — вдруг замотала головой девочка и заплакала, размазывая ладошками грязь по лицу.
Анна быстро присела, обхватила ее и стала гладить по голове.
— Ну что ты, что ты, никто тебя никуда не отдаст, — быстро-быстро говорила она, рассерженно поглядывая в сторону Мишеля. — Это господин так пошутил. Неумно...
Девочка вцепилась в Анну, доверчиво прижимаясь к ней.
Ну вот так всегда — он же еще и вышел кругом виноватым! Да тут же еще, не подумав, взял и ляпнул:
— Бога ради, Анна, осторожней, у нее могут быть вши!..
Но, не договорив, хоть и поздно уже было, осекся!
— Не бойся, девочка, — ожгла его Анна взглядом. — Мы прежде тебя — его в приют сдадим, коли он еще что-нибудь подобное скажет. Ну что ты встал?..
— А что делать-то? — растерянно спросил Мишель, опасаясь, что его теперь, верно, прогонят.
— Иди грей воду!
Нуда, конечно же... Мишель с облегчением схватил топор и побежал колоть дрова для печки.
Совместными усилиями девочку вымыли, хоть три раза пришлось воду менять и, сломав две гребенки, причесали.
— Звать-то тебя как? — улыбнулась Анна, разглядывая плоды трудов своих.
— Меня?.. Машкой кличут, — ответила девочка.
— А фамилия твоя какая? — на всякий случай спросил Мишель.
Девочка задумалась, но так ничего и не сказала.
— Я знаю ее фамилию, — вдруг произнесла Анна. Мишель удивленно вскинул на нее глаза. Анна?.. Откуда?!
— Знаю!.. — твердо повторила Анна. — Фамилия ее будет Фирфанцева!
Глава XV
Вот это да!..
Вот это камень!..
Коли такой государыне-императрице Елизавете Петровне поднести, так его одного хватит, дабы великую радость ей доставить. А кроме него, боле ничего и не надобно и хоть теперь домой возвертайся!
Стоит Яков, на алмаз величины необыкновенной любуется, взор от него отвесть не может! Подле него купец Никола глаза таращит. И он такого чуда не видывал, хоть, почитай, полмира с товарами объехал и всяких разностей повидал!
Сколь же камень сей стоить может? — думает, рот раскрыв, купец. — Сколь здесь... А сколь в России-матушке, как его туда, пред очи государыни, доставить?.. А сколь в Германии или Ишпании?..
Аи да товар — всем товарам товар! Раз продал — и хоть на печку полезай да всю-то жизнь безбедно живи — пей, гуляй, а все одно всего не изживешь, как ни старайся, — и внукам, и правнукам останется! И где только хитрый еврей Юсуф такой раздобыл, не иначе у индусов, шельма, сменял?!
Держит Юсуф на ладони раскрытой алмаз великий, пред глазами вертит, сиянием ех о любуясь, да перстами обнимает, будто выпустить из рук своих его не желает. А может, итак!
Но нет — вздохнул тяжеленько да передал его Якову.
Тот руки навстречу алмазу протянул да принял его бережно, будто раздавить боясь. Тежелехонек камень-то! Да чудо как хорош! Обточить такой, да огранить, да отшлифовать, пусть даже на четверть тем уменьшив, а все одно — более его во всем мире не сыскать!
— Сколь же камень сей стоит? — спросил Яков.
— Много не запрошу, — пообещал Юсуф. — Отдам, за сколько самому достался! Разве только чуть сверху набавлю, на лепешки кукурузные, от милости вашей себе испросив!
Да тут же и цену назвал.
Яков аж крякнул.
И Никола тоже.
Дорого просит еврей Юсуф за самоцвет — да только тот того стоит! Он большего стоит!
Перечел Яков в уме, сколь у него денег останется, коли алмаз сей великий, не торгуясь, купить, как царица отцу его Карлу наказывала, а тот ему... А ведь почти и не останется ничего — крохи, только-только домой возвернуться! Да только с таким подарком и вернуться не зазорно, он тыщи иных стоит!
— Беру, коли половину скинешь!
Не сдержался-таки Яков, нарушил наказ государыни, о совете купца Николы вспомнив.
— Ах! — схватился за голову Юсуф, выдирая из нее волосы клоками и разбрасывая их по ветру. — Все только и делают, что на бедном еврее наживаются, беды ему желая! И зачем я родился на свет такой несчастный?.. Бог свидетель, я и так себе в убыток торгую, а вы меня и вовсе разорить желаете, да по миру с котомкой пустить! Злодеи, ей-ей злодеи!.. Но коли так — полчетверти уступлю.
— Треть, боле не дам! Слово мое крепкое! — рубанул Яков, хоть более всего боялся, что Юсуф ему счас возьмет да откажет! И верно!..
— Чтоб язык твой отсох, такое говорить! Треть!! Да пускай живьем меня в могилу зароют, коли я на столь бессовестную цену соглашусь! Пусть дети мои и внуки, и мама моя покойная — все от меня отвернутся и трижды меня проклянут, ежели я уступлю еще хоть дирхем! Ну, ладно уж — четверть!
— Четверть так четверть!.. — обрадовался Яков. — Пусть будет так!