Государевы люди - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ильин cтр.№ 56

— Хватит, — уверил ее Мишель, — потому что ты имеешь дело с везучим человеком!

— С очень? — игриво переспросила она.

— Нет, не с очень, — покачал он головой. — А — с очень-очень!..

Арестантская карета тряслась по булыжнику мостовых. Мишеля мотало из стороны в сторону, отчего он то и дело наваливался на конвойных солдат, которые сидели впритирку по обе стороны от него.

Было неясно и оттого тревожно на душе. Куда его?..

Ехали в город, в самый центр — не иначе как в Петропавловку.

Но приехали не в Петропавловку и не в Особую Комиссию, которой не раз стращали Мишеля следователи, — приехали к зданию Министерства финансов.

А сюда-то зачем?!

Мишель был готов ко всему — даже к тому, что его отвезут куда-нибудь за город, где застрелят без суда и следствия, изобразив попытку к бегству.

А привезли — вон куда!..

— Выходите! — приказал конвойный офицер.

Мишель сошел с подножки арестантской кареты. За ним попрыгали солдаты. Сойдя, арестант замер в нерешительности, думая, что, может быть, случилась какая-то ошибка и его теперь повезут куда-нибудь дальше.

Но ошибки, кажется, не было, потому что его подтолкнули в сторону крыльца.

Поднявшись на ступени, прошли сквозь высокие стеклянные двери. В просторном вестибюле остановились. Тут только Мишель вспомнил, как он выглядит — нечесаный, с вечера не бритый, в плохо стиранной, мятой одежде, в казенной смене белья, пахнущего дешевым мылом.

Ах, как неловко!

Офицер куда-то ушел, но скоро вернулся с господином в штатском платье. Которому, козырнув, с рук на руки передал привезенного из «Крестов» арестанта.

— Прошу вас.

Господин указал кивком головы куда-то наверх. И сам пошел в шаге сзади, показывая путь. И даже солдат с ними не было и, кабы Мишель решился вдруг бежать, он это мог бы сделать без всякого труда!

Ничего не понятно!

Вошли в шикарную приемную, где в креслах скучало несколько просителей.

— Подождите минуточку! — сказал господин, прошел вперед и скрылся за еще одной дверью, оставив Мишеля одного!

Просители удивленно поглядывали на странного, неопрятного, в несвежем платье, посетителя, торчащего посредине приемной. Раньше ничего такого решительно не могло бы случиться, а теперь, как видно, все, что угодно!

Мишель чувствовал себя отвратительно, не зная, что делать и куда девать руки — не решаясь сесть на дорогие кожаные диваны и не имея возможности никуда уйти! Он стоял ровно там, где его оставили, как и положено арестанту!

Через несколько минут господин вышел из-за двери, поманив его к себе.

— Прошу вас! — сказал он, отступая в сторону.

Просители и вовсе растерялись. Они тут не один час высиживают, будучи весьма важными особами, а какого-то непонятного — немытого и нечасаного господина — вперед них без всякой очереди пропускают! Что за чертовщина нынче царит в министерствах!..

Высокая, в два человеческих роста, дверь закрылась.

Мишель оказался на пороге просторного кабинета.

После крохотной камеры-одиночки здесь все казалось огромным — уходящие в бесконечность стены, высоченные потолки, широкие, в полстены, окна... Все это давило на него!.. Не там, не в «Крестах», именно здесь Мишель осознал себя по-настоящему арестантом, поняв, насколько за эти месяцы он свыкся с тюремной обстановкой и бытом. В нормальном помещении он чувствовал себя неуютно, теряясь от обилия воздуха и света.

И в этом просторе, оглушенный и подавленный, он не сразу заметил стол и сидящего за ним, быстро проглядывающего какие-то бумаги, человека.

— Проходите, — не глядя, кивнул ему человек за столом.

Мишель подошел и встал. И стоял. Вновь ненавидя себя за то, что в него так глубоко въелись арестантские привычки. Потому что кивок, по-видимому, был приглашением присесть в просторное, вблизи стола, кресло. В которое раньше он бы тут же, не задумываясь, плюхнулся. А теперь он этого жеста даже не понял, а поняв, все равно не решился сесть!

Каким же рабом он стал! И что тогда случается с людьми, которые провели в тюрьме или на каторге пять или десять лет?!

Он уже было хотел, перебарывая себя, подойти к креслу, но тут человек за столом, заметив странную, непонятную ему нерешительность посетителя, удивленно взглянул на него.

— Присаживайтесь, прошу вас! — указал он на кресло.

На этот раз Мишель сел.

— Господин Фирфанцев, если я не ошибаюсь?

— Да, — привычно кивнул Мишель.

— Михаил Иванович, — в свою очередь представился человек за столом. — Терещенко. Министр финансов.

Вот так-так!..

Министр был молод, щеголеват и уверен в себе. Он был из нового, вознесенного к вершинам власти, поколения российских политиков. Сахарозаводчик, миллионер, жуир... Ничего в нем не было от прежних величавых, с бородами и пышными бакенбардами, в шитых золотом парадных мундирах, чиновников, от одного вида которых у подчиненных в зобу дыхание спирало!

— Вы, кажется, сударь, служили в полиции? — поинтересовался министр.

— Служил-с, — кивнул Мишель. И, сам себя за это ненавидя, на всякий случай уточнил: — В уголовном сыске.

Только зря он это сказал, потому что видно было, что министру совершенно безынтересно, где и в каком качестве служил Мишель, что не для того он его к себе пригласил, чтобы вести беседы личного характера, а зачем-то совсем иным...

Но зачем?..

— Это вы изволили написать? — нашел он в ворохе бумаг и показал какой-то исписанный мелким, каллиграфическим почерком, лист.

Это было прошение Мишеля — одно из многих.

— Да, — кивнул он.

— Вы, кажется, вели расследование по делу хищения ценностей, принадлежащих царской фамилии?

Это так?

— Совершенно верно, — подтвердил Мишель.

— Вот здесь вы утверждаете, — Терещенко быстро нашел нужное место и отчеркнул ногтем заинтересовавшую его фразу, — что общая стоимость всех содержащихся в восьми ящиках драгоценностей может составлять что-то порядка миллиарда золотых рублей?..

— Это не я утверждаю, — поправил его Мишель. — Это сообщают свидетели по делу.

— Миллиард? — недоверчиво приподнял министр одну бровь.

Миллиард — это большие деньги. На них можно сформировать и вооружить целую армию, которую бросить в прожорливую мясорубку германского фронта.

Новый министр, хоть и принадлежал к новой, демократической волне, был прагматиком, умеющим считать деньги и из всего, к чему только ни прикасался, извлекать выгоду.