Государевы люди - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ильин cтр.№ 12

Он почувствовал боль в голове и понял, что жив.

И вспомнил все!

Вспомнил, что незваным гостем заявился в дом, где его приняли неласково, шандарахнув по темечку чем-то железным и тяжелым! Так, что чуть череп надвое не раскроили, как скорлупу грецкого ореха.

Он все вспомнил и открыл глаза.

Открыл, но все равно почти ничего не увидел.

Он лежал на полу, на животе, зарывшись лицом в ворс ковра. Ковер простирался во все стороны как безбрежный океан и отчаянно пах пылью. Куда он уходит и чем заканчивается, увидеть было невозможно, так как он заканчивался где-то там, за недоступным взору горизонтом. Недалеко, подобно одинокому утесу, погруженные в ворс ковра, как в пену прибоя, стояли сапоги. Тоже уходящие куда-то вверх, в бесконечность. А он в этом пейзаже, похоже, был кораблем, получившим пробоину, давшим течь и теперь стремительно шедшим ко дну.

И ведь так и было! Он действительно тонул, погружаясь в ворс, как в воду, задыхаясь от заполнявшего рот и нос густого, как щетина, ворса.

Он стал тонуть, стал задыхаться и... чихнул.

Носки сапогов-утесов медленно развернулись в его сторону.

— Ага, жив, очухался! — сказал далекий голос. — Подыми-ка его, Махмудка!

Сапоги придвинулись вплотную, и неведомая, но могучая сила рванула, вскинула его вверх, выдирая из зыбучих объятий ворса.

Горизонт стремительно расширился, раздвинувшись вдаль и вширь, и из океанской безбрежности ковра вынырнули, как новые материки и острова, дубовый письменный стол, кресло и стеклянные шкафы с золотыми корешками книг.

И еще на столе, подобно вынесенным на берег обломкам кораблекрушения, он заметил свой шестизарядный револьвер, полицейский жетон и вытащенные из внутреннего кармана бумаги, кои перебирал давешний господин в кальсонах и халате, который теперь был в дорожном сюртуке и нацепленном на нос пенсне.

— Очнулись? — притворно-радостно произнес господин. — Очень, очень рад-с... С вами познакомиться! Господин... Мишель Фирлефанцев, — прочел, поднеся к глазам бумаги. — Кажется, так? Вы уж простите великодушно, что я вам руки не подаю, но сами понимаете...

Мишель все прекрасно понимал. И тоже руки подавать не собирался. Потому что они были завернуты у него за спину и скручены крест-накрест веревкой.

Господин в сюртуке отложил его документы в сторону, вытащил из нагрудного кармана большие золотые часы, откинул крышку и нетерпеливо, развернув к свету, взглянул на циферблат.

— Да-с... — вздохнул он. — Времени у нас мало, поэтому я вынужден сразу перейти к делу-с. Позвольте полюбопытствовать, чему обязан вашим визитом?

Мишелю сильно захотелось сказать, что он ошибся дверью, домом или даже улицей, но только вряд ли эта уловка его спасет. И поэтому он просто промолчал.

— Не желаете-с отвечать? — выждав с полминуты, спросил господин. — Ваше право-с... Но только если бы мы с вами сейчас договорились, то разошлись бы миром. С немалой, смею заверить, для вас пользой.

И снова замолчал, выжидая.

Но Мишель опять промолчал.

— Нда... Очень, очень жаль... Атак, милостивый государь, ума не приложу, что с вами делать... — закончил господин.

И снова нетерпеливо взглянул на часы.

И тут же, сразу, глухо хлопнула входная дверь, раздались торопливые шаги, и в кабинет вошла закутанная в шаль Дарья Семеновна. Подошла к поставщику двора и протянула ему какую-то картонку. Тот повертел ее в руке, внимательно рассматривая со всех сторон, и сунул в карман.

— Извозчик просил сказать, что долго ждать не станет, — предупредила Дарья Семеновна. — Что нынче неспокойно и он опасается, что, того и гляди, лихие люди объявятся.

— Благодарю вас, голубушка, — поблагодарил поставщик двора. — Скажите ему, что я скоро, что сейчас. Вот только с господином побеседую...

Дарья Семеновна кивнула и тихо вышла.

— Вот что, Махмудка, — сказал господин, обращаясь к дворнику. — Я теперь должен уехать по срочному делу, а ты уж, будь так любезен, пригляди за квартирой.

Махмудка кивнул и поглядел на Мишеля.

— А с этим господином чего делать? — спросил он. — Его когда отпускать-то?

Поставщик двора задумался, нервно барабаня пальцами по столу. Потом вдруг, словно на что-то решившись, резко встал и стал собираться — выдвинул ящик стола, что-то вытащил оттуда, сунул во внутренний карман, что-то, скомкав, бросил на пол, потом выскочил в дверь, откуда спустя мгновение вернулся с большим дорожным саквояжем в руках.

Махмудка молча наблюдал за ним, ожидая приказаний.

Он рад был услужить, потому что получил свою обещанную «катеньку».

Затем поставщик двора вышел. Вряд ли надолго.

И если пытаться что-либо предпринимать, то нужно было делать это именно теперь!

— Слышь-ка, Махмудка, — тихо позвал Мишель ласковым голосом.

Дворник повернулся к нему, глядя своими узкими, как щелки, глазами, в которых ничего нельзя было прочесть.

— Господин-то твой нынче утром уедет, а ты останешься, — сказал, стараясь подбирать самые простые слова, Мишель. — Он уедет, а тебе ехать некуда, только разве в свою Бугульму. Но только тебя и там сыщут. Непременно сыщут! Так что лучше послушай доброго совета — лучше развяжи меня...

Набычившийся дворник слушал, о чем-то напряженно думая, так, что единственная, глубокая складка на его низком лбу извивалась и шевелилась, как червяк на солнцепеке.

— Ты лучше меня развяжи, а я за это отпущу тебя подобру-поздорову на все четыре стороны... А если нет, то плохо тебе, Махмудка, придется...

— А ведь он верно говорит, Махмудка...

Из двери, из-за портьеры быстро вышагнул поставщик двора Его Величества. Уже в дождевике, калошах и с зонтом. То ли он вернулся так не вовремя, то ли под дверью стоял...

— Верно, верно!.. Господин этот сообщит о тебе в полицию, и тебя сейчас схватят, в кандалы закуют и на каторгу в Сибирь сошлют.

Махмудка испуганно посмотрел на господина в пенсне, пророчествовавшего ему Сибирь!

— Нужно так, чтобы он о тебе никому ничего сказать не мог, — многозначительно произнес тот. — Ты его теперь в ковер заверни, да в реку брось. Мертвый-то он никому ничего не скажет. Нынче в Москве-реке много утопленников вылавливают... И рот, рот чем-нибудь заткнуть не забудь, чтобы он не кричал, вон хоть даже портьерой! А это тебе за труды...

И господин в пенсне вытащил и положил на стол, придавив мраморным пресс-папье, еще одну сторублевую ассигнацию.

— Прощай, Махмудка!.. — а повернувшись к Мишелю, добавил: — И вы тоже-с... Жаль, что не получилось нам с вами сразу столковаться, а теперь — поздно-с. Так что разрешите откланяться...