Окончательная реальность - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Зон cтр.№ 70

– Понравилось?

– Очень.

– Вспомнили Голубинцева, я надеюсь…

– Вы плохо работаете, Витицкий.

– Что?!! Какого черта?

– Эпизод с Голубинцевым, Усть-Хопёрское восстание, да и вообще вся первая половина романа не имеют ко мне никакого отношения. Там описана судьба моего близнеца. Его так и звали: Абрам Ермаков.

– Близнеца?!

– Вот именно. Вы не знали, что у меня есть близнец?

Витицкий почувствовал стыд за своих коллег. В деле Харлампия нет ни слова про брата-близнеца. Теперь, когда операция обрастала подробностями и деталями, это было даже лучше. Но в принципе, конечно, безобразие и разгильдяйство.

Прежде всего следовало установить судьбу Абрама. Харлампий активно сотрудничал, но что толку. Наверняка о судьбе брата он не знал. «Общались мы мало, росли в разных семьях, – пояснял Харлампий, пускаясь в длинный пересказ их удивительной истории. – Думаю, с белыми ушел, а может, убили…»

Вопрос… Пора было брать Шолохова.

14

Трудно, написав к семнадцати годам великий роман, работать грузчиком и счетоводом. Еще труднее маскироваться под начинающего фельетониста. После «Тихого Дона» – писать диалог трех пуговиц, одна из которых принадлежит комсомольцу-рабфаковцу, – действительно, испытание!

Михаилу Александровичу плохо жилось в Москве. Литературная богема, среди которой волей-неволей приходилось вращаться, раздражала. Желторотые юнцы, не знающие жизни. Иногда он даже завидовал их наивности. Вечеринки и пирушки, столь распространенные в молодежной писательской среде, забавляли, но мешали сосредоточиться на главном. Как легализовать труд всей его жизни – роман, над которым он работал, кажется, целую вечность, и текст которого изъяло ГПУ ранней осенью 22-го.

Как выковать карьеру писателя в советской России, если твоя книга антисоветский пасквиль, а рукопись арестована охранкой? Это непросто. Во всяком случае, у Михаила Александровича получалось плохо. Сколько сил ушло, чтобы устроиться хотя бы в этот гадюшник – «Журнал крестьянской молодежи». Нет, Москва определенно не нравилась писателю.

Он уже решил возвращаться на Дон, так сказать, к родным купелям, засесть за какие-нибудь политкорректные бытовые рассказы, когда в дверь постучали.

– Открывайте, Шолохов, мы знаем, что вы дома.

«Ну вот, – подумал Шолохов, – а может быть, так и лучше».

15

Витицкий был сама любезность:

– Здравствуйте, Михаил Александрович. Расскажите мне, пожалуйста, откуда взялся небезызвестный вам роман «Тихий Дон».

Шолохов задумался. Он считал варианты. Этот в вундеркинда не поверит, решил писатель. Тем более не поверит во все остальное.

– Я украл, – дрожащим голосом произнес он. – Весной 1920 года. Вытащил из полевой сумки умирающего от тифа белого офицера.

– Где именно это произошло?

– Хутор Незамайновский, монастырский госпиталь.

– А по нашим сведениям, весной 1920 года вы находились в Москве в лечебнице Снегирева.

Шолохов испугался.

– Это ошибка. Я уже был выписан и вернулся на Дон. Работал санитаром в означенном госпитале.

– Допустим. Можете назвать имя офицера?

– Конечно. В общем-то, это не офицер, а секретарь войскового круга, известный донской писатель Федор Дмитриевич Крюков.

– Ах вот оно что!.. – Витицкий заинтересовался: это начинало походить на правду. – Где же оригиналы рукописи? У вас не нашли.

– В течение двух лет я внес некоторые изменения в сюжет и дописал концовку, после чего оригинал сжег.

– Молодец! – Витицкий встал и возбужденно прошелся по кабинету. – И о чем же роман?

– Роман? Роман раскрывает трагедию донского казачества в годы революции и Гражданской войны. В нем нашли глубокое и всестороннее отображение своеобразный уклад жизни казаков, их традиции, культура, неповторимая донская природа…

Витицкий смотрел на Шолохова с прищуром.

– Ну а что скажете, мой юный сочинитель, об образе Ермакова? Есть ли у него прототип?

Допрос все больше напоминал экзамен. Михаил Александрович продолжал считать варианты. Он чувствовал, что сейчас, в этом кабинете, решается то большое, то главное, что бывает в жизни каждого писатели. И от ответов зависит его будущее.

– Абрам Ермаков – реальная историческая фигура, но он умер весной 1920 года. Дописывая роман, я использовал биографию его брата-близнеца Харлампия, с которым случайно встретился после войны.

Контуры предстоящей операции, словно красивейший пейзаж, открылись перед Витицким. Открылись внезапно, как открываются перед всадником, взобравшимся на вершину холма, чудесные горизонты.

– То есть вы хотите сказать, – вымолвил он, – что истинный автор, белогвардеец Крюков, описывал жизнь одного брата, а вы, украв рукопись, изменили ее, подогнав под биографию другого?

– Да, это можно сформулировать именно так.

– Но как вы посмели?! Зачем вы это сделали?

– Мне всегда казалось, что концепция крюковского сюжета о казаке-белогвардейце примитивна. Такой сюжет ни в коем случае не отражает реальное положение дел на Дону, реальную трагедию братоубийственной гражданской войны. Крюков как идеолог Белого движения был слишком необъективным. Он уплощал роман, который должен был стать величайшим произведением о терзаниях донского казачества. Я всегда говорил ему, старался повлиять… – Шолохов осекся. Витицкий смотрел на него как на больного.

– Кому говорил, Шолохов?! Что вы несете?!

Михаил Александрович забегал глазами, сгорбился и поджался, превратившись в одну секунду из двадцатилетнего юноши в забитого, преждевременно стареющего интеллигента средних лет. Мысль его лихорадочно работала – как же выкручиваться?

– Я… я успел пообщаться с Крюковым в госпитале, он сам дал мне прочитать… Мы беседовали…

– Вам было пятнадцать лет, Шолохов.

– Да! И что же?

«Действительно – и что же? Человек он явно неординарный. И к роману, которым восхищался сам Дзержинский, руку свою очевидно приложил. В конце концов, – думал Витицкий, – какое мне дело до того: списал, не списал, переделал, не переделал… У меня другие задачи».

– Ну, ладно, продолжим. Итак, Шолохов, вы утверждаете, что в первой половине романа описывается реальный белогвардеец Абрам Ермаков.

– Да, в общих чертах.

– Вы утверждаете, что он умер весной 20-го года. От ран?

– От тифа.

– Не важно, Шолохов, не важно. Важно другое. Постарайтесь понять: от точности вашего ответа зависит очень многое, зависят жизни конкретных людей, ваша собственная жизнь. Внимательно выслушайте вопрос, прежде чем ответить. Готовы?