— Христианами?
— Алхимиками, — ответил я. — Это почти одно и то же…
Впереди заблистал солнечный свет, донесся веселый гав, Бобик ринулся навстречу прямо в нору, придирчиво обнюхал.
Сигизмунд опасливо отодвинулся, когда глаза Адского Пса вспыхнули багровым, а из горла донеслось глухое рычание, похожее на раскаты далекого грома.
Я сказал одобрительно:
— Видишь, как божья собачка реагирует на зло?
Он насторожился.
— Кто из нас зло?
— Учуял чужую кровь, — пояснил я. — Вон на твоих штанах. А ты еще сомневаешься, святость я сама во плоти или как бы не совсем! А собачка вон не сомневается. Ей верить можно, у нее нюх.
Солнце уже клонится к закату, небо медленно начинает краснеть, но не ярко, как летом, а едва-едва, как нежнейший румянец. Арбогастр перестал отгрызать от скалы камни, приветствующе ржанул.
Я направился к нему, Бобик ринулся следом.
Сигизмунд спросил потерянно:
— Возвращаетесь в Храм?
— Да, — ответил я, — там беда. Настоятель послал за тобой, но я не думаю, что тебе следует возвращаться.
— Почему?
— Ты веришь в очищающую роль Маркуса, — сказал я. — А раз так, то зачем сражаться с силами Тьмы? Все равно вот-вот Маркус сметет всех. И Тьму тоже.
Он насупился, пробормотал:
— Но вы же помогли мне… Я просто обязан помочь вам.
— Это не моя война, — ответил я. — Сам помогаю тем, кто будет бороться против Маркуса.
Он сказал с задавливаемой злостью:
— Против Маркуса я бороться не буду, ибо он — благо! Но помочь Храму против каких-то там сил Тьмы я просто… обязан.
— Ничего ты не обязан, — ответил я.
Он смотрел, как я поднялся в седло, поспешно вскочил на своего коня и развернул его вслед за мной.
— Сэр Ричард!.. Я еду с вами!
— Не со мной, — ответил я сухо, — но да, мы едем в одном направлении… и в одно место.
Глава 11
Некоторое время наши кони шли галопом вслед за веселым Бобиком, он и здесь ухитрился исчезнуть ненадолго за деревьями, вернулся уже со здоровенным оленем в пасти, догнал нас и начал совать добычу Сигизмунду, уже зная, что я откажусь.
Сигизмунд обалдело принял, так и скакал дальше, держа оленью тушу перед собой поперек седла, а на меня посматривал донельзя сконфуженно.
— Сэр Ричард, — сказал он наконец с неловкостью в голосе, — вы освободили меня от присяги верности вам. Я за эти годы прошел… долгий путь. И должен признаться, я все это время провел в одиночестве, сражаясь как с демонами ада, так и с демонами в себе…
— Сочувствую, — сказал я, — даже не знаю, какие битвы труднее.
Он взглянул на меня исподлобья.
— Вы это понимаете?
— Еще как, — ответил я. — Одного не разумею, почему в одиночестве?
— Везде грех, — произнес с таким отвращением, что переходит в отчаяние, — везде похоть, блуд, предательство, низкие интересы… человек хуже животного…
— …Когда он животное, — подсказал я, — так? Сигизмунд, скажу без лести, я тоже прошел огромный путь после того, как мы с тобой расстались, но еще не встречал такой чистой души, как у тебя. Однако, Сиг, у тебя слишком высокие требования… Нет, не к себе, к себе можно быть как угодно строгим! Но людей Господь выпускает в мир всяких, Он почему-то не любит одинаковых… хотя здесь я Его понимаю и даже одобряю.
Он посмотрел на меня злыми глазами.
— Вы осмеливаетесь одобрять или не одобрять действия Господа?
— Конечно, — воскликнул я. — Он же мой военачальник, к которому я пришел добровольно, то есть по своей воле без всякого принуждения! И раз дал вассальную присягу, то служу Ему верно и честно… пока верю в Него и одобряю Его действия!.. Разве ты не ушел от меня, когда усомнился в моей правоте?
Он сказал твердым, но чуть надломленным голосом:
— Я и сейчас не сомневаюсь, что поступил верно!
— Это хорошо, — сказал я быстро, — нет сомнений — здоровый крепкий сон, а сон — залог здоровья. Но у Всевышнего много дорог, ведущих к счастью, и ничего, что не все люди прут, как бараны, по одной!.. Потому Творец и выпускает людей разненькими.
Он сказал с нажимом:
— Никогда нельзя отказывать людям в помощи! Всегда нужно, обнажив меч, бросаться…
Я подумал, поинтересовался медленно:
— Где вы были, доблестный сэр Сигизмунд, когда в королевстве Бриттия… вы о нем и не слыхали, знаю… люди Мунтвига сожгли всю деревню с ее жителями? Загнали в сарай мужчин, женщин, стариков и детей и — сожгли заживо!
Его лицо исказилось болью.
— Вы прекрасно знаете… нельзя быть повсюду!
Я покачал головой.
— Разве? А вот моя армия теперь может.
Дальше мы не проронили ни слова, я списал это на то, что оленья туша при тряске постоянно норовила соскользнуть в ту или иную сторону, а Сигизмунд такого допустить не мог, Бобик несется поблизости и поглядывает на него очень даже строго.
К воротам подъехали, когда солнце уже опустилось, а по-северному блеклый закат грозил вот-вот уступить место темной ночи. Калитку нам открывал брат Жак, я приветствовал его по-дружески, а себе напомнил, что надо поинтересоваться, как это он ухитряется оказываться в двух разных местах одновременно, или почти одновременно, и почему его речь иногда начинает звучать очень… книжно.
— Дорогой Сигизмунд, — сказал он растроганно, — как же мы все соскучились по тебе, дорогой… Надеюсь, ты надолго?
— Зависит не от меня, — ответил Сигизмунд и посмотрел на меня с подозрением. — Сэр Ричард наговорил такие страсти…
Жак посмотрел на меня с интересом:
— Сэр Ричард?
— Его высочество, — уточнил Сигизмунд с некоторой гордостью, — грандпринц Ричард, принц крови. Мой бывший сюзерен… Сэр Ричард, я отведу пока коней?
— Хорошо, — разрешил я милостиво, — только Бобика там не запри.
Жак проводил его задумчивым взглядом.
— Даже принц?.. А где же корона?
— В мешке, — ответил я и ощутил, что при этих словах холод пробежал по внутренностям. Корона в мешке, все верно, но не корона принца, а корона Повелителя Темного Мира. Вожу за собой, как дурак в писаной торбе, и надеть нельзя, и выбросить опасно. — В мешке, где ей еще быть?
Он сказал, соглашаясь:
— Ну да, конечно. Какой же дурак ее на голове носит? Только в мешке, все правильно.
Он шел в здание рядом со мной, я сказал дружески:
— Может быть, заодно и настоятелю сообщишь, все сделано, их доблестного паладина отыскал, доставил… теперь могут заняться моими проблемами.