– Но это же неправда! – возмутилась Тереза. – Это оскорбительно для Сары и вообще делает ее каким-то чудовищем.
– Вот и хорошо! – воскликнул Фальконе. – Она действительно спала со всеми этими негодяями, чтобы спасти отца. Вы что, считаете, будто это оправдывает ее аморальное поведение, делает его более благородным? Как бы не так...
Фальконе открыл папку, вынул верхние два листа и разорвал на мелкие кусочки. После этого он подошел к окошку фургона и вышвырнул мусор наружу.
Тереза сложила на груди руки и укоризненно покачана головой:
– Боже мой, какая сцена! Не скрою, это произвело на меня нужное впечатление.
– Довольно! – рявкнул Фальконе. – Я ничего не хочу слышать об этой экспертизе и не хочу видеть вас здесь.
– А я хочу остаться, – неожиданно заупрямилась Тереза. – Хочу понаблюдать за операцией. И это не личная просьба, а официальное требование.
– Запрещаю. Эй вы, – обратился он к одному из полицейских в гражданской одежде, – проводите Бешеную Терезу и проследите, чтобы она покинула площадь.
Тереза была меньше ростом, но при этом превосходила инспектора по комплекции. Она сделала шаг вперед, наклонилась и ткнула ему пальцем в грудь. Фальконе ошарашенно отпрянул.
– Никогда не наезжай на патологоанатома, – прошипела она ему в лицо. – Знаешь почему?
Фальконе растерянно помотал головой.
– Потому что с твоей работой, Фальконе, с твоим характером, твоим хамством и твоими друзьями ть? можешь в один не очень прекрасный день оказаться у меня на рабочем столе. А уж там, – она провела пальцем по его щеке, имитируя разрез скальпелем, – я с тобой позабавлюсь, можешь не сомневаться.
На загорелом лице Фальконе выступили белые пятна.
– Вон! – рявкнул он во весь голос.
Она зашагала прочь, бросив быстрый взгляд на одетого в униформу полицейского, который показался ей знакомым. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: за долгие годы работы в полицейском департаменте она перевидала чуть ли не всех городских стражей порядка. Она предложила ему сигарету, но он отказался. Он был одним из многих людей, которые рутинно выполняют свои обязанности и не несут никакой ответственности за то, что происходит вокруг. Таких легко убедить, что главное для них – начистить ботинки до блеска.
– Это вы будете сопровождать машину до аэропорта? – как бы между прочим спросила Тереза.
– Так точно, – ответил полицейский. – От начала и до конца.
– Простите, – не поняла Тереза, – от какого начала?
– Вы разве не слышали? – оживился парень. – Кардинал изъявил желание прокатиться на прощание по городу. Это что-то вроде сентиментального путешествия, после чего мы отвезем его прямо к самолету.
– Сентиментальное путешествие... – задумчиво повторила Тереза и, задав полицейскому еще несколько ничего не значащих вопросов, медленно направилась к реке.
Миновав величественное здание замка Сант-Анджело, она вынула мобильный телефон и стала лихорадочно набирать номер, с опаской поглядывая на потемневшее небо, готовое в любую минуту обрушить на землю грозовой дождь.
59
Майкл Денни упаковал вещи в небольшую, но довольно дорогую дорожную сумку, покрытую красочными наклейками итальянской авиакомпании. На дно сумки он положил три рубашки, три пары брюк и два пиджака, а поверх них – пакет с нижним бельем. Затем он проверил наличные деньги, которые ему позволил снять со счетов финансовый отдел Ватикана: 50 тысяч американских долларов, 30 тысяч фунтов стерлингов и 5 тысяч евро. Деньги были очень кстати, и ему оставалось лишь удивляться, как быстро он их получил после того, как стал вести себя правильно. Денни пользовался репутацией весьма обеспеченного человека, но в последние годы ему не давали возможности снимать деньги со своих банковских счетов. Добрая половина его состояния представляла собой семейное наследство из Новой Англии, а остальные деньги поступали на его счета из самых разнообразных источников. Это были гонорары, дивиденды, комиссионные сборы, подношения и т.д. Причем все это не было секретом для тех, кто следил за финансовыми потоками Ватикана. Как только он намекнул на возможные проблемы в том случае, если ему не позволят забрать деньги (вдруг левые заинтересуются тайными счетами и закрытыми фондами Ватикана?), ему тут же разрешили снять всю наличность. Он потребовал, чтобы 12 миллионов долларов США, хранившиеся в нескольких европейских банках, были переведены за океан в самое ближайшее время. Однако прежде всего ему нужны были наличные деньги, а не какая-то мифическая сумма на банковских счетах. К счастью, он их получил.
Кроме того, в сумке лежали два паспорта: ватиканский, который, по словам церковных чиновников, у него конфискуют в Бостоне, и американский. Второй паспорт был старый, на вклеенной фотографии он выглядел значительно моложе, чем сейчас. Но это было не важно. Главное, что документ осенял до боли знакомый серебристый орел. Конечно, с формальной точки зрения этот паспорт был просрочен, но совсем недавно он навел справки и получил заверения, что при данных условиях им можно воспользоваться. А это значит, что не придется унижаться перед чиновниками американского консульства и доказывать свое право на проживание на территории США, как будто он какой-нибудь нелегальный иммигрант.
Конечно, ему понадобится определенное время, чтобы снова почувствовать себя настоящим американцем и окунуться в заметно изменившуюся за последние десятилетия действительность, но с большими деньгами и американским паспортом это будет не так уж и трудно.
Он оглядел небольшую комнату, пытаясь навсегда запечатлеть ее в памяти. Воспоминания позволят ему преодолеть чувство отчужденности и найти свое место в новой жизни. А в качестве подспорья ему будет служить тот факт, что все унижения остались позади.
Денни посмотрел на часы. Он должен спуститься во двор через тридцать пять минут. Он пересечет большой сад и подойдет к калитке, за которой его будет ждать полицейская машина. Дай Бог, чтобы все обещания насчет его личной безопасности оказались не пустыми словами. Денни почему-то верил этим людям и надеялся на благоприятный исход дела. Было бы непростительной глупостью устраивать скандал на территории Ватикана. Скорее всего реальная опасность кроется где-то вне этих высоких каменных стен.
Денни посмотрел на репродукцию с картины Караваджо. Это была одна из немногих вещей, которую он очень хотел сохранить у себя. В противном случае это была бы невосполнимая потеря. Тем более что содержание полотна символизировало его собственную жизнь – безумец занес меч над головой беспомощного старца, готового умереть во имя святой идеи. А на заднем плане выделяется обезображенное состраданием лицо художника.
Он всегда смотрел на эту картину с точки зрения постороннего наблюдателя, который, конечно, сочувствует мученику, но не задумывается над ответственностью за преступление. Ему казалось, что убийца и мученик являются жертвами какого-то страшного порока, сущность которого простому смертному определить не дано. Лично он не хотел быть ни праведником, ни злодеем. Святой Матфей добровольно избрал свой путь, а его убийца? Был ли он свободен в своих действиях?