Продавец проклятых книг - читать онлайн книгу. Автор: Марчелло Симони cтр.№ 28

В пути Уберто смог увидеть ласковую землю Лангедока, где ароматы виноградников сливались в воздухе со свежестью легкого ветерка, прилетевшего с моря. Но самым интересным для мальчика была речь местных жителей. Их язык сильно отличался и от латыни, и от народных итальянских наречий. Часто, услышав слово или выражение, он старался его повторить и спрашивал у Гийома, что оно значит.

Игнасио радовался, что мальчик увлекся чем-то интересным для себя, но в глубине души беспокоился, хотя и скрывал это. В похожей на мозаику картине событий, которую он складывал в уме, не хватало еще многих фрагментов. Что случилось с Вивьеном? Как он жил все эти годы? Продолжает ли его друг скрываться, как он сам, или сумел освободиться от Святой Фемы? Ничего этого Игнасио не знал. Кроме того, он не понимал, зачем Вивьен заставил всех поверить в свою смерть и зачем оставлял там, где проходил, ложные следы и непонятные зашифрованные загадки. И что на самом деле представляет собой книга под названием «Мешок с Ветрами».

Изнывая от тревоги, торговец взглянул перед собой и увидел на террасе гостиницы Гийома и Уберто. Заходящее солнце освещало их красным светом. Игнасио не хотел, чтобы мальчик рисковал собой. Этого он не допустит любой ценой.

Внезапно из глубины его мыслей на поверхности сознания возникло лицо женщины — прекрасное лицо, которое он любил и продолжал любить безмерно.

— Сибилла, дорогая. Я пытаюсь исправиться. И надеюсь, что скоро обниму тебя, — прошептал он.

В нескольких шагах от торговца Уберто и Гийом смотрели, как солнце укладывается спать на вершинах холмов. Его яркие как огонь лучи ласкали их лица и согревали своим уже не жгучим вечерним теплом.

Уберто указал Гийому на торговца, который сидел в стороне от них на плетеном стуле из ивовых прутьев.

— Сегодня он, кажется, грустит.

— С ним это бывает, когда он думает о своей стране и о своей семье, — объяснил ему француз.

— Он никогда не говорит о них.

— Он считает, лучше молчать.

— Я не знаю, что такое семья… родители, — сказал Уберто. Его лицо стало грустным. — Моя единственная семья — братия монастыря Святой Марии Морской, но я всегда чувствовал, что я не такой, как монахи.

— А мой отец был столяром, — сообщил Гийом, не отводя своих голубых глаз от заката. — Я помню его руки — большие, шершавые, исцарапанные щепками. Он был высокий и крепкий, все его уважали. А моя мать, наоборот, была тонкая и хрупкая, со светлыми волосами. И моя сестра была такая же.

— А где они теперь?

Француз опустил глаза, пытаясь скрыть глубокое горе.

— В июле 1209 года папа Иннокентий Третий и аббат Арно-Амори, настоятель монастыря Сито, решили уничтожить мой родной город Безье. Когда это случилось, я даже не знал, какой тогда был год. Узнал позже, — заговорил Гийом, пока уклоняясь от ответа на вопрос мальчика. — Безье стоит близко отсюда, около моря. Они сказали, что наш город полон еретиков и уничтожить их — святое дело, достойное рыцарей Креста. Я не знаю, были они правы или нет, мне тогда было всего тринадцать лет. Но одно я знаю точно: ни я, ни моя семья еретиками не были. Мы даже не знали, что значат слова «альбигоец» и «катар».

Уберто смотрел на него с изумлением.

— На призыв папы откликнулись в основном рыцари с севера Франции под командованием графа Симона де Монфора. Его люди осадили Безье.

Гийом объяснил мальчику, что ополченцы города Безье сопротивлялись захватчикам, но крестоносцы одолели их и начали грабить город. Во время этого грабежа многие горожане были убиты при попытке защитить себя или свое имущество. Некоторых просто перерезали, других заставляли идти по горящим углям. В конце концов в городе начался пожар.

Француз нахмурился, и его лицо стало суровым.

— Во время осады многие горожане, убегая от крестоносцев, укрылись в церкви Святой Марии Магдалины. Там были мужчины, женщины и дети, еретики и католики. Все были одинаково напуганы. Я был среди них вместе с матерью и сестрой… Отца уже не было в живых. Его заколол копьем какой-то крестоносец за то, что он защищал нас. Укрываясь в этой церкви, мы думали, что солдаты пожалеют нас и пощадят. Но случилось иначе.

Гийому было очень больно вспоминать, но он продолжал свой рассказ. Он сказал о том, что отличить католиков от еретиков было невозможно, и тогда аббат Арно-Амори решил казнить всех, кто был в церкви, и, таким образом, уничтожить позорящую Бога альбигойскую ересь, а уж Бог сумеет отличить верных от неверных.

— Солдаты ворвались в церковь и убили всех, не пощадили даже детей. Мою мать и сестру вытащили из толпы у меня на глазах. Больше я их не видел. Никогда. Я один спасся, и то по чистой случайности. Меня ударили по голове, я потерял сознание и упал, и меня посчитали мертвым. Так я пролежал много часов. Когда пришел в себя, вокруг меня были только трупы. Сначала я подумал, что я в аду… Сотни мертвых, понимаешь? Все залито кровью. Я стал искать среди этих тел мать и сестру, но не нашел и убежал оттуда. Я до сих пор жалею, что не смог найти их и похоронить. Тогда у меня была бы хоть могила, где бы я оплакивал свою семью.

Гийом замолчал, словно сдерживая воспоминания. Его глаза увлажнились от слез. Он сжал кулаки и поднял к закатному небу гневный взгляд.

— Проклинаю Арно-Амори! Проклинаю Симона де Монфора! И пусть Иннокентий Третий горит в аду среди своих братьев-демонов!

Уберто не смог подобрать слова, чтобы выразить другу свое сочувствие. Хотел бы он взять на себя часть боли Гийома, облегчить его муку.

Гийом будто почувствовал его желание и улыбнулся ему. От этой улыбки его хмурое лицо стало немного добрей.

— Резня произошла в день праздника Марии Магдалины, — договорил он.

— А что ты делал после того, как спасся?

— Три года я бродил по миру без цели, был одинок, как бродячий пес, жил милостыней и мелким воровством. Однажды я встретился с толпой детей. Они шли как войско и размахивали хоругвями и знаменами. Большинство из них подростки-пастухи из Иль-де-Франса и с Рейна. Они говорили, что Бог избрал их, чтобы найти Истинный Крест. Я подумал, что они не совсем в своем уме, но если я пойду с ними, то хотя бы не буду голодать. Поэтому я сказал себе: «А почему бы и нет? В конце концов, что я от этого потеряю?» И пошел с ними. Нужно было только петь и молиться, когда идешь, а если кто-то заявлял, что видит в небе крест из света, соглашаться с ним и даже сказать, что тоже видишь этот крест. Остальные вдруг вставали рядом с тобой, пылкие, как пророки, и заявляли: «Это правда! Вот он! Как Бог свят, я его вижу!» Но никто ни разу не указал точно, где находится этот крест — справа или слева, внутри солнца или над облаком. По сути, я воспринимал это игрой. По крайней мере, она помогала мне забыть о моих бедах. Лишь поздней Игнасио объяснил мне, что я участвовал в так называемом Крестовом походе детей.

— А я думал, это только легенда.

— Нет, это было на самом деле, — заверил его француз. — Мы вбили себе в голову, что должны дойти до моря, сесть на суда и отплыть в Святую землю и найти Истинный Крест. Когда мы добрались до Марселя, некоторые покинули отряд и вернулись домой. У меня не было дома, поэтому я остался с наиболее отважными, сел на корабль, принадлежавший марсельским судовладельцам. Нас было столько, что понадобилось семь парусников, чтобы вместить всех. В пути часть судов отделилась от остальных, и говорили, что два из них потерпели крушение. Сам я слишком поздно понял, что судовладельцы нас обманули. Когда мы сошли на берег в Александрии, они продали нас маврам как рабов.